Когда, как семена, созвездья сея,
Меня избрал Небесный мой Отец,
Он дал мне жезл железный Моисея
И повелел пасти своих овец.
Благословил не жить страстям в угоду
И мир моим адептам завещал.
Я запрещал им пить вино и воду
И всякое пристрастие к вещам.
Услышь меня, Небесный мой Родитель!
Ко мне стекались гении и сброд,
Я принимал их всех в свою обитель,
Стремясь слепить из брения народ.
Они вселялись в тесные землянки,
Терпя сорокоградусный мороз,
И голод, и любые заподлянки,
И шквал насмешек, и поток угроз.
В святых послушниц превращались крали,
А пьяницы мосты возврата жгли,
И - что скрывать? Случалось, умирали;
Хотели бы сбежать, да не могли.
Их жизнь снаружи кажется красивой,
Но как же внутренне она трудна!
Они питались глиной и крапивой
И пили чашу горечи до дна.
Хранил их Бог, наш милосердный Спонсор,
И как бы нЕ был этот путь суров,
Построен был таёжный Город Солнца,
Обитель мастериц и мастеров.
Их плоть опала, просветлели лица,
Они спешат за сотни вёрст пешком,
Чтоб на меня - о Боже!- помолиться,
И сделали меня своим божком.
Смотрю на них: вы люди или быдло,
Гонимое в убойный цех хлыстом?
И больно мне, и нестерпимо стыдно,
Как будто я и вправду стал Христом.
Кто я для них, Отец Небесный? Свет ли?
К Отцу веду, а может, к Сатане?
И почему селяне лезут в петли
Перед моим портретом на стене?
Закрою двери, на колени встану,
Зажгу лампаду в миллионы ватт,
Я здесь, Отец, чтоб петь тебе осанну,
Я виноват, Господь мой, виноват...