О, чужестранец... Чуешь, пахнет жареным?
Так с каждым новым конченым романом,
Себя ругаю я за фальшь. Как было странно
Пытаться рисовать возвышенные чувства,
Надеяться влюбиться в душу, смотреть в будущее...
Наверно, это лучшее,
Что может случиться с идеалисткой:
Ввысь устремиться, и упасть так низко...
Без памяти влюбиться, размыть границы,
Слиться. И потерять...
Чтоб больше никого не подпускать так близко.
Разбитой быть, возненавидеть всё, что вне тебя.
И до седин зарыться в поиск истин,
Во имя же каких-то середин, долин, глубин,
Где только Бог один...
Ты слышишь как смешно? С тобою мы одно...
Хоть в этом мире хоть в потустороннем,
Ты обречен быть мной, а я твоей луною.
Луна же с синевой небес неразделима.
Наверно, дурь моя неисправима,
Но ты убил собою всех мужчин.
Был так любим и проклят мною...
Теперь за снежною стеною
Замерзшим зверем сердце ноет...
А я без цепи, без цели отдавалась всецело,
Щедро верила тебе, хотела подарить счастье,
Ты не из мира сего и на кончиках твоих пальцев
Кончилась моя жажда кем-то обладать,
Кому-то принадлежать, кого-то продолжать...
Мой чужемирец. Мой единственный мужчина.
А я несчастной быть искала вескую причину,
Чтоб хоть немного расплескать свою вину
Одну. Невыносимую. Бесконечную...
Чтоб опуститься на самую глубину...
К самому центру покалеченности...
Чтобы когда-нибудь, может быть, добрым вечером,
Себе простить самосуд бессердечный...