О таких пишут песни - из тех, что не спеть в домах,
Но в лицо без презрения/страсти не говорят.
Если есть в тебе что-то, что можно ещё сломать,
Ты не станешь бросать сердце под ноги всем подряд.
Только взгляд у тебя всё затравленней и острей,
И коварной гнильцой пробирается в сердце зло -
Ведь таких до сих пор рады видеть лишь на костре.
Или - на сеновале. Пока что тебе везло,
Только люди так рады всегда одарить клеймом,
А спасать многократно сложнее, чем убивать.
Ты изгой, твои крылья толпе - на глазу бельмо,
И поди разберись, в чём ты именно не права.
Ты считала дороги, ища среди них свою,
Пряча крылья от неба под саванами плащей.
О таких пишут песни, но если их и поют -
Менестреля спешат обругать и прогнать взашей:
"Да чему, в самом деле, научит такой рассказ?
Что крестьянин, ремесленник вынесет из него?
Жизнь блудниц и разбойниц не стоит и пары фраз,
Стали с кровью на свете хватает и без того."
О таких пишут песни, обычно с плохим концом:
Про дороги с кровавой расплатой за каждый шаг,
Про войну, где от гнева теряют своё лицо,
И про пламя, в котором сгорает твоя душа,
Впрочем, жить, как они, тебе было бы не с руки,
Ты бежала босой по росе, ты рвалась в закат,
От падений остались отметины, синяки,
И они тебе были дороже любых наград.
И, чего уж скрывать, ты довольна своей судьбой,
Благодарна за всё, повторяя за разом раз:
"Если небо дождётся и примет меня любой,
Им придётся замолкнуть и выслушать мой рассказ."