Дряхлым романтиком быть, позабыв, что живу
в мире изменчивом – очень, поверьте, некстати.
Ночью мне видится лес. Я ныряю в траву,
старые тапки и сны позабыв у кровати.
Нечего тут мне сказать, в самом деле. Не то
боги скривятся с небес на мою пантомиму:
девочка, больше иронии, властвуй собой,
мера вещей – человек, но не всякий, вестимо.
Бросим пегасов! На страсти наложим печать,
с хохотом, громким, как горн, и, упав на Тверскую,
разве теперь не захочется мне закричать
(я не осмелюсь), что втайне постыдно тоскую?
Пусть же словами и впредь мой искрошится рот,
пусть обратятся сосуды и вены в каналы!
Да не стыжусь я того, что алеет восход,
бьётся строка, но не смеет коснуться финала;
выйду к болотам, в леса, что мне снятся порой,
брошусь с обрыва – и вновь окажусь под периной…
Знаете, впрочем, хоть я не античный герой,
это не повод избавленной быть от Эриний.