Олег Черницын.
Лауреат первой степени в номинации "Мой адрес - Советский Союз"
Было это в середине 90-х годов уже прошлого столетия.
Подзабылись анекдоты про перестройку и ускорение. Со сменой одного амбициозного лидера на другого, не менее себялюбивого, и распадом СССР перед новой страной стояли новые задачи, главной из
которых была задача выжить. Выжить России, выжить её народу... Экономика трещала по
швам, Госплан приказал долго жить, ранее могущественные министерства оказались не-
дееспособными, канули в лету партийные форумы. Внезапное исчезновение "больших"
денег из оборота породило бартерные отношения, нелепые и дикие для некогда мощной
во всех отношениях страны, которые определялись примерно так: ты уголь - тебе строй-
материалы, тебе металлопрокат - ты бытовую технику, ты водку - тебе тушёнку... Это я
рассказываю для тех, кто не застал те "весёлые" времена...
Вместе со страной выживало и малое предприятие, в котором в то время я работал
одним из руководителей. И хоть предприятие и имело статус государственного, по сути,
государству оно было по барабану. "Спасение утопающего - дело рук самого утопающе-
го!" Пожалуй, это был лозунг каждого предприятия, каждого колхоза и, как ни парадок-
сально, каждой воинской части... Это стало и нашим лозунгом. В условиях общего хаоса
нужно было организовать стабильное производство, сохранить коллектив, и, что не менее
важно и естественно, обеспечить реализацию своей продукции, и, желательно, за "живые"
деньги. А для этого надлежало налаживать связи с выжившими её потребителями как в
России, так и в бывших республиках СССР.
С этой целью и прибыл к нам "в гости" коммерческий директор одного из таджик-
ских колхозов - орденоносного колхоза-миллионера. Сам приехал, чтобы лично ознако-
миться с возможным поставщиком необходимой им продукции и увидеть товар лицом.
Дородный мужчина лет пятидесяти, ухоженный, одетый с иголочки, пользующийся элит-
ным парфюмом. Два полных рабочих дня он добросовестно посвятил осмотру производ-
ства, согласованию сроков поставки и, конечно же, выбиванию лучшей стоимости. По за-
вершению дел гость попросил сопроводить его на железнодорожный вокзал, чтобы при-
обрести билет для своего дальнейшего следования. Я вызвался стать его провожатым, что,
в общем-то, было логичным: я курировал приезд уважаемого заказчика, принимал актив-
ное участие в подготовке контракта. Да и непротокольные вечерние посиделки в ураль-ской баньке, где мы перешли на "ты", и сравнительно небольшая разница в возрасте также
принималось во внимание.
В хорошем расположении духа, и ведя непринуждённый разговор, мы прибыли квокзалу и направились к билетным кассам. Вдруг мой спутник остановился, переменился
в лице и с криком "Хлэб! Хлэб!" бросился под ноги спешащих граждан. Не понимая, что
произошло, и почему он кричит, я первым делом поднял из грязной жижи (а дело было в
конце марта) его светло-коричневый, под цвет дублёнки, натуральной кожи кейс-
дипломат, чтобы разношёрстная привокзальная публика часом не прибрала его к рукам. В
это время наш гость подобрал что-то с мостовой, повернулся ко мне, и в его руках я уви-
дел краюху хлеба, простого серого хлеба. Он держал её в ладонях на вытянутых руках как
что-то очень-очень ценное. Солидный импозантный мужчина с ломтём грязного хлеба...
- Олэг! Да это же хлэб! Хлэб! Как же так?!
Не знаю, кто и что мог подумать об этой сцене, но мне стало не по себе. И вот по
каким причинам.
Во-первых. Я вдруг реально осознал, что преспокойно, с чистой совестью прошёл
бы мимо этой краюхи, если бы был один. И это я – в прошлом занимавшийся "коммуни-
стическим воспитанием молодёжи", я – отец двоих детей!..
Во-вторых. Я также поймал себя на мысли, что моей первой реакцией на произо-
шедшее было желание предложить гостю бросить "это дело" и двинуться дальше!
В-третьих. Полный ушат стыда вдруг вывалился на меня. Жгучего, пробирающего
до последней косточки. Мне действительно стало стыдно, очень стыдно. За свой народ и
прежде всего за себя...
И надо же было откуда-то взяться этой осьмушке! Будь не столь многолюдно, её
давно бы склевали вечно голодные воробьишки или голуби, или схарчила какая-нибудь
собаченция. А тут на тебе - такая оказия!..
Наш приезжий стоял с вытянутыми руками и смотрел мне в глаза, словно вопро-
шая: "Что же вы творите, люди добрые?!"
А я должен был ответить ему за себя, за всю Россию-Матушку. Но ответить было
не-че-го! И смотря куда-то под ноги, я, как ученик, не выучивший урок, невнятно пробор-
мотал себе под нос: "Да, бывает ещё... Бывает..." Гость же молча смотрел на меня: недоумение, возмущение, укор – всё смешалось в его широко раскрытых глазах. Видимо, поняв, что более благоразумного ответа не услышит, он, бормоча что-то, направился к зданию вокзала, не опуская рук и держа хлеб в ладонях. Видели бы вы, как он нёс эту краюху! С уважением и трепетом, как пригоршню
ледяной родниковой воды к пересохшему рту под раскалённым таджикским солнцем,
расплывающимся по белому небу, дорожа каждой каплей спасительной влаги. Подойдя к
парапету здания вокзала, он бережно положил хлеб, обдув его и обтерев белоснежным но-
совым платком...
Далее мы долго молчали, думая каждый о своём. Затем как-то и о чём-то разгово-
рились, но о случившемся не вспоминали: гость, скорее всего, проявляя тактичность, я же
– из-за не покидавшего меня стыда и неготовности ответить на вопрос "Почему?!.."
Расстались мы добрыми друзьями, а впоследствии и контракт был выполнен каче-
ственно и в срок. Немало времени прошло с тех пор. Вспоминает ли тот случай мой тад-
жикский знакомый? (Да был бы жив!). А я вспоминаю. И каждый раз при этом меня опять
и опять разъедает всё тот же стыд. И страх. Страх перед тем, что случилось с нами, и что
ещё может случиться. Почему, почему народ, не понаслышке познавший массовый голод
в тридцатые годы с миллионами человеческих жертв, карточную систему на хлеб, ось-
мушки и полушки Великой Отечественной войны, переживший блокаду Ленинграда с его
"Дорогой жизни" и Пискарёвским кладбищем, может топтать Хлеб в грязном уличном ме-
сиве?! А ведь голод не обошёл и мою семью: самой заветной мечтой моей бабушки во
время войны было в полный рот укусить простого чёрного хлеба и досыта им накормить
детей...
Или нам со школьной скамьи не прививали уважение к тяжкому труду селянина-
хлебороба?
"Хлеб – всему голова!"
"Каждую крошку – в ладошку!"
"Хлеб – наше богатство!"
Кто из людей моего поколения и старше не помнит эти лозунги, призывающие со
страниц газет, стен столовых и кафе, звучащих из уст партийных деятелей? Или попри-
выкли мы к ним, "глаз замылился"? Знали, да забыли? Или помогли забыть?.. Верно заме-
тил кто-то: "Запомнить трудно, забыть легко...". А что же говорить о "поколении пепси и
чипсов"? Но почему не забыл тот успешный и далеко не бедствующий таджик-коммерсант,
бросившийся в грязь за куском хлеба, чтобы спасти его от попирания? Кстати, также как и
я, "сделанный" в СССР! Не потому ли, что помнит своё босоногое детство в многодетной
семье в далёком горном кишлаке? Или это генетическая расовая память инстинкта само-
сохранения и выживания, унаследованная от предыдущих поколений его народа, познав-
шего голод и лишения?
Честно говоря, позавидовал я тогда восточному гостю. Его нравственности и вер-
ности памяти о том, о чём забывать нельзя. По-хорошему позавидовал. Искренней белой
завистью и со скрытым восхищением. С таким же восхищением, с которым я наблюдал за
самым уважительным отношением к старикам в республиках бывшего СССР, в Китае. Как
чтут свою культуру мигранты, заполняющие Россию и Европу.
Так почему же это произошло с нами? Трудно мне ответить на этот вопрос в пол-
ной мере, да это и не цель сего рассказа. Наверное, сыты стали, одеты - обуты? Каждый
укрылся в раковине собственного благополучия? Горя давно не было – большого, на
всех?.. (Да и не дай Бог!). Но чтобы его не было, нужно включить память, не терять свои
корни и кровную духовную связь со своей историей и друг с другом!..
ххх
Много раз рассказывал я эту историю друзьям, родственникам, своим детям. При-
дёт время – и внукам поведаю. Честно, всё как было. Как их дед опозорился (да чего греха
таить!) на той привокзальной площади... И каждый новый рассказ будет моей исповедью и
моим покаянием за беспамятство. А ещё благодарностью тому заезжему таджику за урок –
урок нравственности. И, наверное, до конца своих дней, как напоминание о чём-то очень
важном, я буду слышать из далёких 90-х его крик: "Хлэб! Хлэб!".