Почему не говорят, что старость отражает беды,
что отчаянье без стука входит в дом?
Страх за будущее старости неведом.
Страх за прошлое ей тоже незнаком.
Как красиво ветви ивы в парках
осенью разлучены с листвой.
Вот и он сидит один на лавке,
наслаждаясь этой красотой.
Дождь стихает, иглы редких капель
рот заштопали, в эфире - тишина.
Но судьба - неумолимый скальпель,
рот откроется, он скажет: "Всё, хана!"
Снова робость, как из юности, как чудо,
выплывает на поверхность дня со дна,
и старик, как рыба, размыкая губы,
тихо произносит вновь: "Хана!"
До сих пор он может радоваться жизни
после стольких многолетних дум и вех.
Вдруг улыбка-солнце заполняет на лице морщины;
улыбается старик, себе, для всех.
Кто-то скажет, старость - неудачный возраст,
время умирающих надежд.
Может быть, но старческая робость -
лучший спутник за маячащий рубеж.
Почему не говорят, что старость отражает бездну,
что отчаянье без стука входит в мозг?
Старость обнимает безвозмездно.
Переношенное время, новый срок.