Приехал в Хайленд-Хиллс.
Пил кофе на веранде
случайного кафе.
Вытянул ноги на дешевый уличный стол
и задышал воздухом города.
Было море прозрачное с зеленой травой на дне.
Песок, пусть не совсем уютный,
Вписывался в колею души.
Вечером он устал и поехал "на квартиру" к хозяйке.
Она жила на окраине, рядом с древним баром
(дом нашелся легко, двухэтажный, белее других).
Маленькая и суровая, жила она с дочкой.
Та работала в местном музее.
Располагаясь на кровати в дальней комнате,
он услышал стук.
Вошла дочка.
- Как поживаете? Всего ли хватает?
Солнце зашло.
Она села на край кровати,
сначала закрыла лицо африканской маской,
которая была в ее руке, а потом руками -
как будто собралась плакать.
- Что такое? – он потрогал ее цветастый рукав.
Она замотала головой,
но тут же (как насекомое)
махнула головой.
Глаза ее черные затянуло белой пеленой.
- Я одержима, - сказала она, -
После заката сама не своя.
Приблизилась, прижала ладони к его щекам
и затанцевала с руками на его лице.
Они бы закружились как в старых фильмах,
из бара звучала мелодия,
если б не его сопротивление.
Он не хотел кружиться.
Она вцепилась ногтями в его плечи,
потом зубами в руку.
Он отмахнулся от нее как от стрекозы
и бросился на кухню.
Хозяйка смотрела телевизор.
- Ваша дочь одержима! – крикнул.
- Не может такого быть, - хозяйка блеснула глазами.
Дочка показалась из дальней комнаты
и шла по сумеречному коридору.
Он выбежал из дома. Пустился в бар напротив.
В сумерках заседали старые пьяные
женщины с белыми волосами.
Они охотно отвечали,
зная многое о хозяйке дома и ее музейной дочери.
- Лучше бабушку не драконить, - прохрипела
большая дама в розовой кофте, - Опасно.
- Они следят за нашим баром, ничего не скроешь.
- Что приключилось с дочкой хозяйки?
- Старуха в молодости шаманила.
Расплачивается дочкой за грехи молодости.
Та после заката делается белоглаза и кусача.
- Черти забрали душу ее дочери, - кивнула голубоглазая
старая брюнетка, похожая на цыганку.
- Вам лучше уйти, - сказал бармен, -
Они смотрят в окно и видят нас.
Правда. Две черных головы мелькали в окнах.
Он ушел. Вещи забирать не стал.
Хайленд-хиллские дети почти в темноте
и с пугающей безмятежностью
качались на качелях под грохот редких машин.
Ночью он блуждал в панике по улицам,
пил пиво в кафе на берегу,
а на рассвете посмотрел на водоросли
в прозрачной воде
и сел в красно-зеленую электричку.