***
Гитара, барабаны, саксофон.
Ещё бывала девочка-певица.
«Академическая станция». Район,
Где мне хотелось бы надолго поселиться.
Ребята, как родные, узнают.
Всегда стояла, слушала, платила.
И новое звучание минут,
И старые Бобы – БГ и Дилан.
Сегодня в кошельке не густота
И мелочь насыпать – ребятам мало.
Пришлось бежать, как будто занята,
А неоплаченная музыка звучала.
***
Так бывает – прилипнет какой-то мотив,
И звучание не отпускает.
Надоест и веселье, и горький надрыв,
Ищешь то, что его заменяет.
Вспоминаешь другую мелодию, чтоб
Отвязаться от той – надоевшей.
Но она, будто сверлит настойчиво лоб
И от песни нисколько не легше.
Словно мной, как давно нерешённый вопрос,
Управляет невидимый кто-то,
И вставляет мелодию в уши и мозг,
И ему не закроешь ворота.
А бывает, что адская лезет попса
И её называют прелестной.
Но я знаю – услышу потом голоса,
Что исполнят не худшую песню.
***
Прости, мой раён – авторынок, ларёк и «Полушка»
За то, что мне с вами тоскливо, и скушно, и душно.
Почти двадцать лет прожила, а живу и поныне,
И чувство такое, что я нахожусь на чужбине.
Здесь можно лишь спать, чтоб не видеть хворобы хрущобы,
Здесь только в квартире кровать, а хотелось ещё бы
Того, что встречаю, бывая на «Академке» –
И лица другие, не то, что у нас в деревеньке.
Студенты бегут, освещённые каждый айфоном,
Одежды такие, что в нашем не встретишь районе,
Как будто попала на модный показ или Невский,
Контраст между этим районом и тем очень резкий.
Везде иностранная речь, новостройки, достаток,
Уверенность в жизни, что мне не хватало когда-то.
В районе метро – Вавилон, муравьиная спешка,
Но я нахожу много мест, где зависнуть, не мешкать.
И парк Политеха, и дебри огромной Сосновки,
Где можно бродить и не думать о Димке и Вовке.
Здесь время иначе идёт, и осталась наука,
Студентов-щенков нарожала, живучая сука.
***
Есть удивительный мальчик Рома.
Романское имя, но не язычник.
И всё-то он ведает-знает, кроме
Того, что считается неприличным.
Гуляем мы с Ромой у Политеха,
Навстречу студенты – негры, китайцы,
Идут себе мимо и нам не помеха,
Что рядом другие люди вращаются.
И Рома вдруг ляпает: «Этот – чёрный!»
И пальцем в него, да не по-детски.
И громко воскликнул, и задорно,
А вышло обидно, грубо и резко.
И я потащила его на площадку,
Где бегают белки, детки, мамаши,
И всё объясняла ему по порядку,
Что парк и природа – и нашим, и вашим.
И дальше гуляли, дошли до часовни,
И так получилось, что встали рядом.
Я говорю: «Зайдём, посмотрим?»
А Рома упёрся, ну значит, не надо.
И после добавил серьёзно и строго,
(Я вижу, что парень крутого нрава).
«Мои мама с папой не верят в Бога,
Но я считаю – они не правы».
***
У меня есть выход в другой портал,
Там я пью по утрам капучино,
Для него я ищу и денежный нал,
И любую другую причину.
Наливает Катя бальзам до краёв,
(Моя дочка тоже Катя),
Оживаю я так, что не нужно мне слов,
Только кофе и этого хватит.
Иногда мы немного поговорим,
Посмеёмся. Так мы же бабы.
Мы не любим косметику, всяческий грим,
Натуральные ходим, как бы.
А недавно видела катину дочь,
Это я забежала обедать,
И похожа на Настю мою – точь-в-точь,
От лица и до рваных кедов.
А недавно у Кати помер мужик,
Схоронила и дальше – работать.
За учёбу для дочки, за каждый миг,
В воскресенье и тоже в субботу.
Так и я, при живом своём мужике,
Но уже не моём, верчуся.
Мы такие волчки и живём налегке,
Палец в рот не кладите – укусим.
Я призналась, что нравится мне один…
Но такие в башке тараканы.
«Да у него жужелица!» - смеётся Катя, ломая ритм,
И стишок ей подчиняется прямо.
И дальше ветвится, растёт лабиринт
Из женских воспоминаний всяких,
Я пью кофе второй, и мы говорим,
И находим похожие знаки.
И обратно иду, держась за нить,
И наверно, не надо большего.
Не уверена, что мы будем дружить,
Но мы любим наше общее.