Как хочется мне способ отыскать,
Чтоб снова в мир утраченный попасть.
И мне не нужно думать в год какой,
Я знаю точно: в семьдесят шестой.
Туда, где во дворе растет рябина,
А в огороде крупная малина,
Которую нельзя так просто рвать:
Она вся на продажу и варенье.
Есть мелкая, ее мы с разрешенья,
С утра до ночи можем в рот кидать.
И мы с подругой верною Фаиной
Сидим весь день под этою малиной,
Играем в прятки, салки и лото.
Следит за нами бабушка в окно.
Еще в углу за деревом скамейка,
Там разместилась целая семейка
Всех наших кукол. Им наряды шьем,
Суп варим, колыбельные поем.
Два пупса у Фаинки. Близницы,
Одетые в зеленые плащи.
А у меня немецкая, большая,
Прекрасно-мягкая, безумно дорогая,
С косичками, и бантиками в них,
Сидела кукла Марта и жених
Ее, простой,в штанах широких Боря.
В душе я знала, что он недостоин
Быть мужем Марты. Пусть он будет брат.
А мы поедем с мамой в Ленинград,
Там купим Марте принца в женихи.
Так будет лучше. Боречка, прости!
А грустный Боря все смотрел на Марту,
И не хотел он быть ей просто братом,
Я видела, как он ее любил,
И взгляда от нее не отводил.
Я спрятала несчастного Бориса,
В сарай, где лук хранился в чугунке,
Плоды сушились барбариса,
И жили крысы в дальнем уголке.
И правда в магазине в Ленинграде,
Был куплен восхитительный Геннадий.
В спортивных шортах и кроссовках золотых
Прекрасной Марте дорогой жених.
По-моему, он стоил семь рублей,
Что в семьдесят шестом совсем не мало.
И все-таки его купила мама
Собрав всю мелочь в старом кошельке.
И мы приехали домой из Ленинграда,
Я так была в тот день за Марту рада.
Ей ленты белые решила завязать,
И свадьбу им с Геннадием сыграть.
Как с бантиками девочка сидела
В своей кроватке кукольной она
И с безразличием смотрела
На крепкий торс и профиль жениха.
И он самовлюбленный и спортивный
Стоял холодный, равнодушный, стильный.
В своей коробке много лет в углу,
Потом его украли в детсаду.
А бедный Боря все лежал в сарае,
Пока сарай совсем не разобрали.
Как жаль, что я так поздно поняла.
Не в золотых кроссовках красота...