Коля Жмякин-Кулебякин восседал на кресле.
Гости дорогие, господа почтенные дислоцировались вкруг
него, вопрошая за чаечком, почему же нонче Коля
стал такой писатель веский.
Говорит вон Игорек:
- Это ж стиль Платонова
ты копируешь умышленно,
но с вкрапленьями малек!
-Не, - молвил Коля, - не.
Не копирую его, более чем я далек
от его падежных плясок,
от его высоких нот!
Сбоку молвила Проскура:
- Копипастишь ты Толстого. Ну, губа не дура!
-Хе-хе, - Коля аж зарделся,
уж Проскура баба найс,
кашлянул и как заявит:
- С этим ханжей-старикашкой,
нахватавшим модных слов,
как и ты, моя Проскура,
у нас нет общих делов!
Где-то сзади, из подхвостья,
раздается голос Кости:
- Ты, Колюня, хоть мастак,
но ты знай, что очень ты похож на Хармса.
Совпадение иль как?
Коля тут серьезный стал
и ответил, обернувшись,
резко, громко на весь зал:
- Ну уж многим я наслышан, много сыпали клевет,
но чтоб с Хармсом Даниилом, то никто уж не ровнял!
Ну так знайте, гости любые,
что его абсурд местами
бьется просто через край,
ну а мелочность натуры
в отношеньи к старикам и детям
выдается в каждом третьем
его произведении.
Разве таковы мои творения?
Тут проснулся у камина Рома,
кофе крепкий сербанул и спросил,
мол, не считают господа эксперты ли,
что манерами и сферами
схож Колюня с Пастернаком.
И когда, пронявшись гулом одобренья,
зал с улыбкой закивал,
Коля как-то... с пренебреженьем
бросил: "Пастернака не читал!"