Прошедшей ночью, малость в вечеру,
меж нашими горячими губами
упала тень твоя, Цинара, проливаясь
в вино и поцелуи, без отдушин.
И одинок, от страсти этой давней,
как путник с преклонённой головой,
одной тебе, Цинара, был я верен,
душой своей тоскующей, простой.
Тогда на сердце чувствовал тепло,
другого сердца громкий перестук.
Ночь напролёт в руках моих была,
хранящая в любви, объятья сна,
и красный цвет, продажных, пошлых губ.
Пусть рот накрашенный
чарующе был сладок,
я вновь затосковал,
проснувшись к страсти старой.
Рассвет серел, и в серости его,
по своему я был тебе, Цинара,
всё также верен, будто ничего,
со мной не приключалось до того.
Пусть многое забыл, и ветер вдаль унёс
роз аромат, швырнув его в толпу...
Пусть лилий тусклость в памяти твоих,
до одиночества казалась страстью старой,
во время танца долгого как миг,
я верность сохранял тебе, Цинара.
Я требовал покрепче всё вина, и музыки,
божественной сполна, но гасли лампы
завершая встречи.
Скользила тень твоя
по жаждущим устам, хозяйкой ночи
к нашим берегам,
распутно и доступно в этот вечер.
Вновь подступала к кадыку тоска,
измучив душу верной страстью старой.
На свой манер, я верен был всегда,
одной Цинаре, чистой, небывалой.
****
NON SUM QUALIS ERAM BONAE SUB REGNO CYNARAE
Last night, ah, yesternight, betwixt her lips and mine
There fell thy shadow, Cynara! thy breath was shed
Upon my soul between the kisses and the wine;
And I was desolate and sick of an old passion,
Yea, I was desolate and bowed my head:
I have been faithful to thee, Cynara! in my fashion.
All night upon mine heart I felt her warm heart beat,
Night-long within mine arms in love and sleep she lay;
Surely the kisses of her bought red mouth were sweet;
But I was desolate and sick of an old passion,
When I awoke and found the dawn was gray:
I have been faithful to thee, Cynara! in my fashion.
I have forgot much, Cynara! gone with the wind,
Flung roses, roses riotously with the throng,
Dancing, to put thy pale, lost lilies out of mind;
But I was desolate and sick of an old passion,
Yea, all the time, because the dance was long:
I have been faithful to thee, Cynara! in my fashion.
I cried for madder music and for stronger wine,
But when the feast is finished and the lamps expire,
Then falls thy shadow, Cynara! the night is thine;
And I am desolate and sick of an old passion,
Yea hungry for the lips of my desire:
I have been faithful to thee, Cynara! in my fashion.