Он живет на Севере.
Спит, просыпается к завтраку (не уверена насчет точного времени),
пропускает завтрак, (отходит от пустого холодильника, привычно выдохнув: «а-ай»), махнув рукой, в смысле, ну его, этот завтрак, а вместе с ним и прочие ритуалы быта.
Я использую любую возможность, чтобы сбежать из дома — пишу, читаю, «занимаюсь общественным благополучием».
В кафе он заказывает капучино (всегда только капучино). Он любит сладкое, но далеко не гурман. Миндальное пирожное, которое, по сути, печенье. В раздумье пожимает плечами, проваливается в память, растворяется в собственном отражении, в полоске серебряного света.
Я много раз видела себя в зеркале. Сфинкс, большая сонная кошка, с претензией на знание.
Он отражается в тысяче тысяч зеркал. Плюс картинки, плакаты, видео в интернете.
По большей части, он доволен своим внешним видом, своим внутренним миром (отсутствие возраста, цельность личности). Пережитки прошлого. В будущем все — вилками/ложками по воде.
(Опять этот пустой холодильник, пустой взгляд, немытые с позапрошлой весны окна). Кто-то ведь должен их мыть, эти чертовы порталы в реальность!)
Скверна осени.
Осень крутится вокруг своей осиной талии, оборачивается мокрой зимой. Она будет здесь до самого лета. Если честно, лето не слишком спешит на Север.
«Я — лето! Я — тепло!» Я хочу выучить наизусть эту простую аффирмацию.
Теперь я тоже живу на Севере. Прямиком из Центра.
Респектабельность выселок. Парадокс современного города.
Моя кафешная страсть — капучино с миндальным сиропом (иначе с амаретто). Можно со сливками. Главное — без корицы.
Время нельзя повернуть вспять. Но есть узелки... Пестрая нитка, завязанная «на память» режет запястье до крови, я слышу частые удары сердца, когда моя рука касается его плеча. Мое сердце разгоняет кипяток, а ведь я уже дошла до точки, приняла Север, как данность (разучилась чувствовать).
Его сердце бьется в моей ладони, он думает, что влюблен в другую, я думаю, что больше никого не смогу полюбить, он думает, я думаю, мы думаем. Мы (инфантильные взрослые) осторожничаем, а время просыпается к завтраку, рассыпается, сыплется нам под ноги из расколовшихся надвое песочных часов.
«На Севере время идет по-другому, каждый год — это всего лишь день», — он думает. «Мне нравится его отношение ко времени,», — я думаю.
Мы думаем, каждый о своем... Севере.
Когда песок из верхней колбы перетекает в нижнюю, хозяин часов (привычно махнув бледной рукой, а-ай) меняет положение вещи, переворачивает часы вверх дном — и все по-новой, песок снова бежит, бессмысленно, неукоснительно следует заданному курсу.
Я хочу разбить песочные часы. Песчинки, узелки времени, сырой песок за стеклом, немытым с позапрошлой весны.
Реальность творит время из морского песка, назначает утро, день, вечер, дает мудрые (житейские!) советы.
У нас нет времени. Но у нас есть все, что нам нужно.
Капучино, миндаль, северный ветер, опрокинувший склянку с песком.
Из цикла "Партизаны любви"