1
Я бессонницей не мучаюсь, но грозится новый стих
засидеть полночной участью, припозднить рассветный миг.
Подсознания не трогали стихотворные слова.
Усмехнулись: «А надолго ли вольнодумна голова?!»
2
Радеет ум о нужности строки,
Но руки робки к девственной странице.
Пока молчит, но жаждет пробудиться
Напор убогих рифм - стишков ростки.
О, как остановить дурную прыть,
Замкнуть на миг поток стихотворящий,
Чтоб разум утомленный и саднящий
Смог старое по-новому вершить?!
3
Звучат в ночи негромкие слова. –
Взывает Лира, теребя сознанье.
Ах, как была свободна голова
до этого ночного притязанья!
Опять вставать, дремоте вопреки,
включать ночник, превозмогая муки,
и слушать бесконечные стихи -
разрозненно-несобранные звуки.
А утром, как похмелье, - ремесло:
сидеть и править Лиры откровения.
Но, завершив, увидеть рождество
нашептанного мне стихотворенья.
4
Ужель отпустило меня вдохновенье
и есть пара дней, чтоб за ним подмести,
чтоб снова в привычном осесть настроении
и мысли в порядок чуть-чуть привести?!
А после - все те же дурные симптомы:
озноб, лихорадка, стабильность жары,
душевные всхлипы, сознанья разломы...
И нет рецептуры от этой хандры!
5
Уже январь - белей и холодней,
ветра неукротимее и рьяней.
Тяжелой поступью иду среди аллей
каштановых лилейных изваяний.
Привычно-поэтичный мой эдем
в тисках заледенелого убранства,
и разум мой - теперь он слаб и квел
от зимнего природного мытарства…
Разламывая хрупкие углы
ветвей-скульптур коряво-коматозных,
я всматриваюсь тщетно: не видны
намеки на сочувственные вёсны.
Я все иду, прохрустывая путь,
виня погоду в мозговом несчастье,
фонарный свет подрагивает чуть
стихии в лицемерном соучастии,
и, медленно закрадывая мысль,
январские сугробы попираю…
А выход сам собой нашелся близ
беседки предстоящего трамвая:
поэзия – вот надобный резон,
чтобы рассудок не простыл в морозы,
и взмах пера, томительный сезон
чтоб дерзкий слог отобразил не прозой...
6
Как уснуть, если всё пробудилось в природе,
если спать не дает соловьиная дрожь
и душа предалась долгожданной свободе?!
Ты - не тот! Ты уже по-иному живешь!
Ты по-новому дышишь весной оголтелой,
ты находишь иные для строчек слова,
засеваешь тетради скупые пробелы,
прорастаешь в листах, как младая трава.
Ты исполнен предчувствием некой тревоги,
как весенние нивы в преддверии грозы.
И, рифмуясь, восходят новейшие строки,
проявляя свои вековые азы.
А затем, открываясь графой полноценной,
этот мир созерцают живые стихи…
Как зависимы мы от погодной измены:
от безмолвий и буйств всемогущих стихий!
7
Опять без перебойности горела
настольной лампы нить,
и длился след
чернил пера, ссутуленное тело
отбрасывало тень.
Ночной куплет
старался быть насущным, непреложным,
укладываясь в нормативный строй…
Но называть поэзией возможно
лишь редкие стихи.
А этот мой,
написанный усидчиво, несмело,
стоит особняком в черновике…
Держало позу сгорбленное тело,
горела лампа и перо в руке
дрожало тщетно!