1993г 2000г

Любовь Алексеевна Баева
***

 «О себе подумай» - все как сговорились.
Милого голубит черная волна.
Руки, наши руки намертво сцепились.
Врозь они не могут - в этом их вина.

Не моя заслуга, не моя удача. ¬
Выпускает душу ненасытный вал.
Руки, наши руки больше сердца зрячи.
Как же я устала ... Как же ты устал!
1993г.





***      
Вершин далеких плавный бег,
На что ты мне, зачем так манишь?
Спешу к тебе, но ты обманешь –
Уйдешь за синь лесов и рек.

И вновь тревогою неясной
Меня, как выдернутый куст,
Как слово с воспаленных уст,
Несет, несет поток напрасный.

Вблизи трещиноват и сух,
И пыльно-скучен камень серый,
И, кажется, излишней мерой
Насыпано клещей и мух.

Вокруг извечный поединок:
Громадный камень точит зной,
Под тополиною листвой
Угас до срока куст рябины.

И мне пока что не дано
Принять гармонию вселенной.
Вверху – заря красы нетленной,
Внизу – и страшно, и темно.

Но путь есть путь. Ему связать
Не выйдет мыслью – значит чувством,
Пусть не анализом – искусством,
И тлен, и страх, и благодать.

Не отпусти лишь незаметно
Дороги светлая печаль,
И на танцующую даль,
Моя душа, дрожи ответно.

Стараюсь голову поднять,
Раздвинуть будней паутину,
И сохранить моей вершины
В душе нетронутую пядь.
1993г.




* * *
Радугу городу Бог подарил
Зимнюю – в будни, не под рождество.
Город был взрослым, усталым и жил
В небо не глядя. К чему баловство?

Бог не поверил и вскоре опять
Радугу вынес прекраснее той,
И принялась она чудно сиять
Странной, ненужной своей красотой.

Словно забытое всеми дитя,
Небо держало свой милый сюрприз.
Грустью небесной мой город крестя,
Слезы кристаллами падали вниз.
1993г.













СМЕРТЬ  БОМЖА

Апрельской ночью маялась синица.
Хрипел и бился человек в кустах.
И закричала маленькая птица,
Перед двуногими свой пересилив страх:

- Спасите, люди, он же вашей стаи!
Он умирает! Кто-нибудь, сюда!
И тормознула «скорая». Такая
Случается промашка иногда.

Куда беднягу только не возили!
Посмотрят… И – готово: места нет.
Оборванный, весь посерев от пыли,
Лежал в салоне маленький скелет.

В беспамятстве он все сучил ногами,
Не в силах почесаться… Боже мой,
В который раз ты предан, предан нами…
Слепые – не узнали образ Твой.
1993г.


ЗОВ
Воскресенка – оазис степной!
Что так сердце тревожно кольнуло?
От какого намека-посула
Так неладно с моей головой?

Как мешают друзья и дела!
Кот удрал и сбежала похлебка.
А в груди расцветающе-знобко:
Я конец моей нити нашла.

Материнский послышался зов –
Окончанье пути и награда.
Над прохладной струей водопада
Я воочию вижу мой кров.

На восход в нем окошко одно,
На закат в нем окошко другое.
Только жаль: в этом ясном покое,
Знаю, жить мне судьбой не дано.

05. 1994г.


***

Целый год я веду дневник.
Нет меня в нем - есть только ты.
Не заметила, как проник
Абсолютно на все листы.
«Нет тебя», - приговор, что нож!
«Как в песок, ты в него ушла!»
Что отдашь - во сто крат возьмешь.
За любовь - благовест крыла.
Дождь уходит в кленовый лист,
В сон-траву на песках, камнях.
Уходящий в другого чист.
Вы ошиблись, что нет меня.

1994г.

***

Невысоки наши горы,
Беден их убор.
Может быть, не станет скоро
Вовсе этих гор.

Человек берет их тело
Для минутных трат.
Ангел края, ангел белый,
Бей крылом в набат.

Станем вместе перед Богом:
- Господи, спаси!
Над Барсучьим чистым логом
Желтый меч висит!
Над Уральскими горами
В язвах небосвод…
Тихо. Смотрит серый камень…
Смотрит в душу… Ждет.
      1994г

МАМЕ
Не плачь, моя мамонько,
Не плачь, не журысь…
Полгода не дается стих,
Полгода мучит.
Сто вариантов, но из них
Плох даже лучший.

Да, не по силам тема мне,
Но что же делать,
Когда так плачет в тишине
Мой ангел белый.

Когда обида над тобой
Заносит камень,
Когда в обиде край родной,
И плохо маме.

Не виден свет, не страшен кнут
Ослепшей птице.
Передо мною страшный суд
Над ней вершится.

Страдает тяжко мать моя,
А мне бы – мимо!
Но я свидетель… и судья…
И подсудимый.

И я пишу и день и ночь,
Как ангел белый
Сумел душе больной помочь,
И та прозрела.

На службе, дома и в пути
Пушу упрямо.
Мне нужно две души спасти –
Свою и мамы.
1994г.
***
                Г.Ф. Хомутову

Я поздно начала – мне страшно петь,
Вот так же, как без памяти влюбиться.
Грешна, смешна… Все туже сеть…
В ухмылках лица.

Не вырастут два белые крыла,
Но счастье – даже ощущенье крыльев!
А что хула… и похвала?
Осядут пылью.

Мне кто-то улыбнулся в небесах,
Так неожиданно, с такой любовью.
Отводит гнев, отводит страх
От изголовья.

Запел тальник, и в сердце пролились
Осинника серебряные звоны.
Как манит даль! Как тянет ввысь..
Как режут стоны…

Как будто сбрызнута живой водой,
Я заново на мир глаза открыла
С его тоской, сиротством и бедой.
Мир беззаботный, беззащитный милый.
1995г.

КРАЙ РОДНОЙ

Мама с бабкой средствами простыми
Обеспечили будущность мне:
Дали славное, нежное имя
И пришили к родной стороне.

Нитки тонкие – раз посильнее!
И с кафтана сиротского – прочь!
Но рвануться-то я не умею,
Эх, любимая внучка и дочь.

Прилепилась, как будто играя,
К этим горкам, степям, ивнякам,
К моему оскуделому краю
И к веселым моим землякам.

Пришиваю себя, начищаю…
Мне бы  - в пуговиц правильный ряд.
Пусть хоть с самого нижнего края…
Ан не вышло, да кто ж виноват.

Буду просто глазастой заплатой
На кафтане родимом цвести.
Не сорвать ни врагу и ни брату!
Ах, как ветер за дверью свистит!

Как полощет, как плачет-тоскует
По просторам неведомых стран.
Отшумев, как любовник, целует
Каждый листик, от нежности пьян.

Не видать, как ушей, мне Парижа,
Не узнать океанское дно.
В ненаглядной степи нашей рыжей
Мне любить эту жизнь суждено.
1995г.


ПЕРВЫЙ КРЕСТ

Первый крест на церкви поднимают.
Люди… Бисеринки глаз незрячих…
Руки, дрогнув, тут же опадают.
Детский голос рядом, будто плачет:

- Боже, Боже святый, Боже крепкий,
Помоги! Твой дом красивым будет…
Страх во мне, насмешливый и цепкий,
Сник.
            - Мой первый крест примите, люди.
1995г.


МОЙ ГОСТЬ
Мой гость готов со мной проститься,
Но этого он сам еще не знает.
Лишь смотрит на дорогу, словно птица,
И ничего вокруг не замечает.

Уйдет мой гость. Остынyт пол и стены
И перестанут красками светиться.
Не назову я этого изменой.
Не попрошу его остановиться.

Не утолив печаль пути и воли,
Вернется птица к своему гнездовью ...
Но куст колючий перекати-поля
Не расцветет уже у изголовья.
      1995г.

***

Так просто без лунного света прожить…
               Так просто…
О вздохах погоста не знать, не грустить
                О вздохах погоста…
Скажите: зачем мне, зачем этот свет?
                Скажите…
А к вам от ушедших, от тех, кого нет,
                Не тянутся нити?
Дрожащие, странные, робкие нити.
Чуть-чуть отвернешься, всего лишь на миг –
                Они исчезают,
Как чей-то по ветру донесшийся крик.
                Бывает? Бывает.
Мой стих, хулиган, к вам в железную дверь
                Стучится.
Открой и засмейся, заплачь и поверь
В синюю птицу.
1996г.





РЕВНОСТЬ
Удода голос сипловатый,
Как звук далекого рожка ...
Который час? Четвертый? Пятый? ..
Тьма осязаема, близка ...

В ней птичий крик - сигналом ночи
Кому-то в сладкий, легкий сон,
А мне разлуку крик пророчит,
И тьму души вздымает он.

Гнев захлестнул! Под черным валом
Хохочет в судорогах мозг.
Миг тишины - и вновь устало
Ищу я свет пропавших звезд.

Но не успеет возвратиться
Ко мне дрожащий свет звезды,
Как закричит ночная птица ...
Измены знак и знак беды.

И вновь, разъятую на части,
Меня швыряет черный вал ...
Блажен, кто эдакой напасти
Не испытал ... Не испытал ...
1996г.
***

Утро воскресное, раннее…
В окнах улыбка рассвета.
Легкие вздохи-касанья…
Где ты? Где ты? Где ты?

Жутко душе неявленное…
Вещная вздыбилась стража.
Теплое, слабое, тленное
Вяжет. Вяжет. Вяжет.

Кто-то ко мне пробивается.
Не узнает, не находит.
Или теряет-прощается.
Уходит… Уходит…
1996г

ЧЕЛОВЕК  БОЖИЙ

Народу, народу у храма!
Поднимут вот-вот купола!
Теть Варя измаялась прямо…
И встала, тиха и светла,
Коленями прямо на щебень.
Свечу притулила у ног.
И так простояла молебен
- Поставили! Дай –то им , Бог!
1996г.


Пока в нас свет
***

Качает клён на ветках узловатых,
Не отдает заре багряный плат.
Нахохлившись, на проводе сидят
И смотрят птицы в сторону заката.

Не знаю я – зачем закат пернатым…
А мне зачем? Отбросив все дела,
Ловлю по-птичьи, где бы ни была
Последние мгновения заката.

И что-то очарованно и странно
Дрожит во мне, причастное всему:
Былинке, камню, облаку тому
И этой заводи, светящейся багряным.

И жизнь до слёз понятна и близка,
Как день с одним-единственным закатом.
Мы живы, мы оправданы, крылаты
Пока в нас свет… Пока в нас свет… Пока.



1996г.







***

Нет, обличенье – не моя стихия!
Живут во мне, как раковые клетки,
Пороки все. Свои или чужие –
Не разберу, не знаю. Нету метки.

Вот женщина, пьяна и сквернословит.
Какая гадкая, ох, Господи, помилуй.
Но дай мне толику ее условий –
Навряд ли ты меня назвал бы милой.

Политик в церковь помолиться вышел,
И телевиденье его снимает.
Но если приподнять меня повыше?
Что сохраню? Я этого не знаю.

Такая боль под жилкою височной…
Не дай, Господь, вины непоправимой.
В моей душе и светлой, и порочной
То свищет черт, то плачут херувимы.

Но с каждым годом зорче и смелее
Гляжусь в людские зеркала печали.
Лишь одного душа понять не смеет:
Как засыпают те, что убивали.

                1996г.