последний раз я говорил тебе привет
год назад, застыв коридором,
и вперив взгляд в потускневший паркет,
а теперь по следу иду, собирая
из опадающих листьев макет
новых своих жизненных бед.
без купюр, облаком воздух пленив,
валюсь ливнем и градом,
стихом и торнадо,
замыкаясь в чьём-то чужом сердце
призрачным кладом,
полный награды за острова
радости в руках прохожих и добрых,
за забором минут скорбных,
томительных ожиданием
каждой следующей ночи,
всё вокруг выжигая,
даже твои зелёного очи.
я видел, как птицы
всё куда-то летали,
туда и обратно,
но нам не сказали,
оставив землёй
под зубодробительный phonk
разрывать сцену,
выталкивая толпы обезумевшей
тромб. и с каждого бархана,
прямо из под земли
вставал человек,
он был призраком ветх
и сквозь ветви стремился куда-то
наверх. в схватке сойдясь
с каждым чудищем нового дня,
дуло будто всегда у нас у виска,
посмотри, это же адреналина страна,
на стыке гедонизма и аскетизма
ходят куражится в ризах,
ризомой полны, в каждой стране,
как вирус, проникая не с визой,
черви и шелкопряды
на чреве матери сырой земли,
за пределами разума,
что в пространство ложится
костьми, став носителем
ангедонии, и армии мира
сошлись в стремлении быть
в болотах и степях зажатыми
любовными вепрями, заполнив всё
ненужными тратами на гладь рук,
поцелуи и внутренний стук,
и рос новый мир
сквозь человеческий труп,
мимо седин, ожившей сардиной
из банки в цветник новых низин,
полный распущенных лоз и хрустальных
долин, в омут из грёз и старых
Ренессанса картин, под пение лун
и распутных монахов,
в старом обряде горели лампады
новых глаз демонов рока,
тех, что ютятся в королевских притонах,
и ты неспешно зависнешь над троном,
верёвкой и скобой,
став деревом скорби,
мы снова всех вокруг созидаем
и строим,
разрывая все привычные связи и стропы.