Город знобит от верхов до низов,
будто прогноза не ведал заранее.
В золоте спрятан отчаянный зов –
осень охвачена ангеломанией.
Машут ветвями в попытке взлететь
рощи берез – безнадежно, старательно,
алым отливом кленовая медь
метит и плечи, и пилы карателей.
Ветер, на мифы и басни не пуст,
холоден - не от него опьяненье ли?
Только багровым запекшийся куст
ёжится над неизменностью зелени
граблями облагороженных зон
(кто-то же должен остаться охранником)…
Сломанной спицей топорщится зонт,
он бы примкнул к разгулявшейся панике
лишь потому, что полету не чужд,
не задаваясь особо вопросами
«вдруг запретят эмиграцию душ,
для узнаванья наряженных в пестрое?»
Или «а если не примут, вернут,
бросят с размаху в костровое зарево,
и поменяется пряник на кнут,
а из огня - только пеплом и заново?»
Мается, сжатый в озябшей горсти,
льет, что накоплено, местью на голову…
Мне его заново не отрастить,
и несподручно шататься без оного.
Полно, хранитель, не много ума,
чтобы сходить проигравшимся наголо.
Цену победы покажет зима
пухом и перьями падшего ангела.