Памяти моего отца
За окном большое дерево стареет.
Ржавчина съедает листья,
терракота завладела половиной.
На другой — то ль призрак зеленеет,
то ль доха на торс накинутая лисья,
осенью — в бегах от сплина, —
хлорофиллом разукрашеная в яшму.
В куще звонко радуются птицы,
а в тени её смеются чьи-то дети,
кормят пирогом дворняжку.
(Бесприютных псов полно сейчас в столице).
Боги, с осенью на паритете,
ржой пометили растенья в окоёме,
по траве мазнули охрой.
Лишь под шапкой зелень вылезла, щетинясь.
Дерево, как жизни аксиому,
листьев шелестом всё шепчет: “Не засохну,
может, повезёт и хворостине”.
Налетел буран с грозой глубокой ночью.
Он ломал, как руки, древу ветки.
Рассекал он небо молнией на части,
бил с артилерийской мощью.
А в своих кроватках тихо спали детки —
не для них божественные страсти.
О стекло стучало дерево листвою,
в дом оно просилось к людям.
Только кто возьмёт громаду в отставные.
Люди ждут рождественскую хвою.
Чтобы в праздник веселее елись блюда,
лампочки зажгут цветные.
Шторм устал — и боги вентиль закрутили.
Вид окрест — Дали живьем по сути.
Тишина. Юдоль от радуги шалеет.
Мир в сюрреализме стилей.
Среди палых листьев, словно палых судеб,
жив ковчег - и кроной зеленеет.
Ноябрь 2016