Апокалипсические внутренние тона, инкогнито давно сделавшиеся привычными, здесь у порогов, отыскали внешнее воплощение.
Совпали... Слились...
Произошло неявное повсеместное смещение.
Иван оглянулся, - Не катится ли сверху камень? Иван вслушался в гранит под собой, - Не землетрясение?
Всё как прежде и всё... иное.
Восторг.
Без-причинный.
Так среди празднично суматошной толпы... в гуще дружеского застолья... среди упаковывающегося, по домам, пионерского лагеря... в кутерьме весёлых и близких товарищей, всегда хоть один, да замрёт всем мешая, застынет в себя погрузившись... оком, расширенным окрест, вслушиваясь в чуть уловимое... прикосновение. Ибо на нём вдруг сошлись магнетические нити каждого, его одного осенило цельно-схваченным общим настроем, переживания всех вошли в душу.
Не в силах высказать чувствуемое, мотнёт головой, влажно блеснёт глазами, руки к груди приложит.
Но сегодня...
Мотнёт головой средь толпы праздной, взвизгов - О кей, Ех-хооо, У-уу... Шалишь парниша. Посредь управляемо шатких толп... по детсадовски, талантливых потребителей, словно должное, принимающих обхождение прихотей... тянущих в рот любые подложные яды... молельщиков айфонного иконостаса... покемонов, гуртом направленных в аут.
Среди тоже смекнувших, но хмуро наплевавших... стеснится дыханием, обнаружив пред-траурную обязанность - претерпеть агонию безголовых культяпок.
Быть свидетелем самоубийства повального. Не народа, нарождения урожайного... но отрешённого человечьего отпада. Тёмной изнанки любого живого явления, утробной порчи, именной смерти... просящей понять и принять её тоже.
Свидетелем всеобщей психологической пьянки, похмелья.
Словом, бывшим в начале... и отбросившим человека - изжитый этап воплощения.
- Блажен, приглашённый на "блюдо" глобальных конвульсий?
Руки к груди приложит, влажно блеснёт глазами...
- Нет. Нет уж. Неееттт ужжж.
---
...
Вдоль делёкого берега, уже тёмного... на тёмном же, полосочкой, зеркальном отражении... неспешно, словно нехотя, контрастно освещённые низким солнцем, дрейфовали последние лодки. Сплавляющиеся исчезали за островом и река наполнялась отсутствием человека.
Виолончельным адажио, по Шубертовски затосковала выхолощенная, остекляневшая речная перспектива.
Солнце скрывалось за горы. Свет его становился по Бетховенски грустно-вечерним, матерински чутким, добрым.
Тени удлинялись. Красноватый цвет границей поднялся до вершин, обращённых к закату, и покинул их. Последовательно, от востока до запада, ушли в тень редкие облака.
Небо угасало. Ощутимо потянуло холодом.
Минор струнного плача обостряли нотки берегового ночлега. Одинокий странник, огонёк и эхо потрескивающих в огне веток. Вверение себя "мёртвым водам" ночи. С нашенской уверенностью, что "Да воскреснет... да расточатся..." и, что не позволим случиться иному.
Текст полностью http://www.proza.ru/2016/09/07/349