Ночью кошмары бывают явью.
Острым осколком впиваясь в плоть, души незрелые больно ранят – и красота вдруг теряет лоск, молодость вянет, невинность блекнет…Кровь по ступеням течет рекой замковых каменных, мшелых лестниц.
Кто среди стен обретал покой?
Синие губы, мертвелость кожи, сколько же дней продолжался плен?
Леди красива, неосторожна. Псы скалят морды и у колен ждут от хозяйки лишь только знака…
Солнце танцует на витраже…
Мертвые девочки – мед и сахар. Сердце графини – слюда и желчь. Замок крадет и хоронит стоны, тени колонн рассекают ночь, эха не слышно, все звуки тонут. Боги не могут ничем помочь, боги бессильны и отвернулись.
Камень прохладен из века в век, под черепицей – осиный улей, в замке – истоки кровавых рек. Шепот, рыданье, молитва, шепот – замкнутый круг в лабиринтах стен. Скрипы в углах, непонятный шорох, и пустота внутри вскрытых вен…
Слухи ползут и волнуют графство: снова девчонка пропала здесь, белый венок у ворот, измятый. Ворон несет в черном клюве весть: снова пытали, сожгли, убили, в замке у Батори – зло, порок.
Или навет это? Или…или…
Кто переступит еще порог замка, лежащего на Карпатах, замка с гербом, где драконий зуб?
Поздно искать здесь жертв/виноватых – время возводится мерно в куб. Только ступени, быть может, помнят дымку тумана, тревожный шаг.
Замок устал от безумья оргий, где по подвалам клубился мрак, где по колодцам вода плескалась черным запекшимся серебром.
Мрамор полов отливает алым. Девочка с раною под ребром. Запахи фенхеля и ромашки, свечи горящие и шафран. В замке так сыро, темно и страшно, дерево, камень и стылость ванн, полных горячей и пенной крови – дикость/безумие/волчий нрав. Умалишенный, он род укроет, сам же уснет в многоцветье трав, в тенях блуждающих, словно нежить, в лапах ветров, приходящих выть.
Лики ушедших теряют свежесть.
Кто-то кошмары хотел забыть.
Венгрия, помнишь ли ты о Чейте, верность легендам своим храня?
Ржавые пятна на черной ленте.
Кто сохранит от беды меня?