7 октября 1942 года 6 подводных лодок Тихоокеанского флота «С-51», «С-54», «С-55», «С-56», «Л-15» и «Л-16» отправились из Владивостока в Мурманск через Америку для пополнения бригады подводных лодок действующего Северного флота.
Через 100 дней подводная лодка «С-51» на которой я служил мотористом первой прибыла в порт назначения. Остальные задержались в портах Англии для ремонта. Осталось только 5 лодок, т.к. «Л-16» на переходе от Алеутских островов к Сан-Франциско была потоплена неизвестной подводной лодкой.
В процессе боевых походов тихоокеанцы успешно воевали имея на своем счету изрядное количество потопленных и поврежденных кораблей противника. К концу войны «С-51» стала краснознаменной, а «С-56» Гвардейской лодками.
О реакции членов экипажа во время попытки фашистских кораблей уничтожить «С-51» – мои воспоминания:
После успешной торпедной атаки все море над нами было буквально вспахано глубинными и авиационными бомбами кораблей и авиации противника. От наших торпед затонул эсминец, а подбитый танкер был еще на плаву и разливал горящую нефть в морские волны. Все это объясняло ярость противника. А мы лежали на грунте на глубине 120 метров под водой притаившись. Все механизмы выключены, оставлено только аварийное освещение. А глубинки рвутся вокруг нас все ближе и ближе.
Внутри самой лодки – тишина… Нельзя громко разговаривать. Не дай бог что-либо передвинуть по железной палубе, акустики преследующих нас кораблей моментально засекут этот звук и тогда беда. Только слегка поют свою «песню» главные электромоторы, да шуршат горизонтальные рули, удерживая лодку в нужном положении.
Вот открывается переборка в наш 5 отсек и из 4 отсека тихонько входит наш комиссар Сергей Миронов. Он очень тщательно и осторожно запирает переборку. Лицо его бледное, глаза настороженные, а фигура почему-то сгорбленная. Он оглядывает всех нас и шепотом спрашивает: «Ну как, товарищи! Страшно?..» Голос его слегка приглушен, а самого пробирает нервная дрожь. В это время за бортом раздается очередной грохот… Дзинь!!! Дзинь! Лодка содрогается, а у комиссара начинает подрагивать нижняя челюсть. Мы вразброд отвечаем, что ничего, вроде бы, обойдется, и он ободряюще покивав головой, проходит в соседние отсеки под грохот взрывов, выполняя свой комиссарский долг.
И опять серии взрывов, над головой и снизу под нами на грунте. К этому грохоту нельзя привыкнуть, т.к. сознание невольно подсказывает что очередной– может быть последним.
Это как гром после молнии во время сильнейшей грозы над тобой. Его ждешь, – вот-вот, а он громыхнет над тобой, раздирая ушные перепонки с раскатом и целой серии этих ударов. А здесь десятки, даже сотни таковых. В детстве моя бабушка в такой ситуации говорила: «Это боженька на колеснице по облакам катится как по булыжной мостовой…», а сама быстро отходила подальше от окна.
Мы в 5 отсеке сидим кто на чем. Здесь не положено никаких стульев или табуреток – они мешают во время вахты. Кто на кингстоне, кто на ступеньке перед дизелями или просто на корточках. Дима Груздев и Володя Корчагин – те только стоят. Реакция на взрывы, непосредственно, перед лодкой – у всех разная. Дима Груздев ощеряется в своей улыбочке, показывая свою фискалку на верхней челюсти с торчащей в ней спичкой. Спичка почему-то все время ломается и падает, но тут же заменяется другой, целой.
Жора Карасев, в пример рассказов бывалых подводников Североморцев, пытается раскладывать спички по количеству взрывов бомб-глубинок. Но где там, когда сразу в нескольких сторонах и сериями одновременно по 3 и даже 7 грохотов. Жора сбивается, чертыхается в несколько этажей и начинает снова. А Коля Бубнов почему-то задумчиво, очень усердно ковыряет в своем курносом носу постоянно поворачивая кучерявую голову в сторону раздающихся взрывов. Его крупные темно-карие глаза расширены и кажутся огромными. У Феди Гаврюшина лицо покрылось ярко-розовыми пятнами, белесые глаза стали голубыми, брови нахмурились и сам он стал каким-то важным и недоступным. Володя Корчагин облокотившись на пусковой маховик дизеля низко опустил голову и что-то шепчет и шепчет все время себе под нос. Его рябоватое лицо побледнело, а ямочки на лице от перенесенной оспы стали серо-зелеными. Пальцы его левой руки выбивают на маховике не то мелодию, не то какую-то дробь. «Наш батя» Аполинарий Зюркалов, так прозванный за его голову с обильной лысиной и возрастом старше нас, сидел у переборки в шестой отсек повернувшись к нам спиной, положив руки между колен. Лица его не было видно. Он слегка подпрыгивал при каждом близком разрыве, и сильно потирал руками, как бы показывая удовлетворение что и «эта» не попала.
Я сидел на маховике шестого кингстона под вытяжным вентилятором, а левая нога пяткой выбивала дробь. Я не ощущал ни страха, ни боязни того, что в любой момент очередная глубинка разорвет отсек, но унять подрагивание ноги никак не мог, хотя и старался. Очень боялся, что это увидят мои товарищи. Но внешне под брюками этого заметно не было. Да еще иногда по спине бегали «мурашки». А главное то, что все старались показывать вид, что ничего особенного не происходит, в том числе и я. Это выражение было на лицах у всех и в то же время просматривалось, что оно напускное.
Переборка 4 отсека рывком открывается, через нее стремительно проходит командир лодки Кучеренко Иван Фомич. Он не обращает на нас внимания и направляется в корму перешагнув через сидящего на ступеньке Настила Зюркалова. Мы быстро закрываем за командиром переборки, продолжая вслушиваться в очередные взрывы за бортом. Это даже не назовешь вслушивание, а скорее ожидание – где взорвется. И конечно в глубине души – надеждой, что взорвется не на лодке.
Командир возвращается к нам из 6 отсека. Он слегка похлопывает по плечу пытающегося встать Зюркалова, усаживает его на место и со строгостью в голосе спрашивает: «Ну что?!» Затем оглядывает молча каждого из нас по очереди и уже мягко с душевной теплотой продолжает: «Страшновато, да?». Все в один голос пробормотали кто что «Да нет еще», «Ничего особенного», «Подумаешь», «Пронесет», «Да не попасть им в нас».
Но Жора Карасев шепотом твердо произнес: «Да, страшновато». Дима Груздев развел руками, сделал на лице гримасу, дескать ничего не поделаешь.
Командир ухмыльнулся, по привычке потрогал свой крупный нос, почесал затылок, твердо сказал: «Ладно! Держитесь!!!» – и прошел в центральный пост.
* * *
Мы вернулись благополучно на базу, двумя залпами из большой пушки оповестив об очередной победе все Полярное.
На ужин вечером команда получила два жареных поросенка. По традиции подводников – за два уничтоженных корабля фашистов.
А подбитый танкер горел еще три дня, закрывая черным дымом половину Норвежского неба.
Ветеран-подводник
КОУБПЛ Северного Флота
Алексей Лаванов
Харьков, 2007 сентябрь
_____________________________
Фото
Экипаж подводной лодки С-51 на боевом посту. 1943 г.
г. Полярное. Справа на первом плане Лаванов А.Н.