Глаза у этой ночи были небом,
Но только небом, чёрным и густым.
Качаясь, звёзды падали со снегом,
Таким пушистым, милым и родным.
Зима беспечно, нежно бушевала,
Грозилась иногда несильным ветерком.
Под фонарём горящим целовалась пара,
Вся в бело-розовом, порхала мотыльком!
Уставший, я ворчал на поздний вечер,
Скорей не на него, на то, что всё один,
На безнадёжно серый сигаретный пепел,
И мой торшер стоял не возмутим.
И даже нет кота, и нет собаки.
Но завтра же пойду куплю щенка,
Такого чёрного, с мохнатой белой лапой,
И постелю ему пальтишко у окна.
Я назову его, наверное, Бродягой.
Мы будем вечером гулять в пустом саду.
Ещё я нареку его Стилягой,
И мы повоем вместе на луну.
Луна, как будто зимняя Мадонна,
В холодном золоте погружена во мрак.
И звёздный шлейф –застывшая колонна –
Её оденет в нетерпенья фрак.
Не утерплю, припомню всё былое
И поделюсь с мохнатым добрым псом.
И шелест снега вновь зацепит за живое,
И всколыхнёт души печальный сон.
Припомню я широкие просторы,
Припомню и журчание ручья,
И хмеля запах, и коры узоры,
Шершавый ствол отцовского ружья.
Припомню я рисунки на заборе
И горечи предательских обид,
Глаза девчонки в тёмном коридоре
И поцелуй, который не простит.
Глаза у ней уж точно были небом,
Но только небом, синим и густым.
Казалось, что они лучатся светом,
Таким красивым, близким и родным.