Три дочки было у царя,
Но всех милей слыла Психея,
Но, если честно, говорят –
Все любовались просто ею.
А дева жаждала любви,
Её внимание тяготило,
И в мысли грустные свои
Она порою уходила.
Печалилась, что все подряд
Руки не просят, а глазеют.
Она для них, как экспонат,
Подобно статуе в музее.
Среди народа слух идёт:
«Психея краше Афродиты»,
Она богинею слывёт.
А Афродита? Уж забыта.
Тогда богиня, обозлясь,
Своему сыну приказала
Потешиться над девой в сласть
И выдать за кого попало.
Достался чтобы ей урод,
Отверженный и безобразный,
И чтобы он из года в год
Ей отравлял, несчастной, разум.
Летит на землю мстить Эрот,
Губить несчастную Психею.
Её заметил он, и вот,
Он, от любви уже пьянея,
Забыл про матери указ,
Забыл, зачем сюда явился,
Пленён он красотою глаз,
И чувствам страстным покорился.
Он женихов всех отогнал,
Один Психеей любовался,
А старый царь не понимал,
В чём дело, только сокрушался,
Что старшие уже давно
И замуж вышли, и при деле,
А младшей, что ли, не дано?
Ну неужели? Неужели?
Придя к оракулу с поклоном,
Не ожидал он слов таких:
«Оставь её под горным склоном,
Туда придёт за ней жених».
Одна, прекрасная Психея,
Стоит средь гор в венчальном платье.
Она, от страха леденея,
Ждёт, что придёт за ней несчастье.
Но тут шепнул ей тихий голос:
«Навеки будь моей женою,
А с головы твоей и волос
Не упадёт, лишь будь со мною».
И во дворец большой, чудесный,
Покрытый мрамором и златом,
Принёс поклонник неизвестный
Её, и показал палаты.
«Ты будь хозяйкою дворца,
Всего получишь, и в достатке,
Но вид мой: тела и лица,
Навек останутся загадкой».
Такой Психее был наказ,
А муж являлся к ней лишь ночью,
Но рассказала как-то раз
Девица то, что очень хочет
Увидеть хоть на миг сестёр,
И муж ответил ей, что можно,
Но был заключен договор
Общаться с ними осторожно.
От зависти оторопев,
Когда хоромы увидали,
Сестрицы подавили гнев,
Но всё ж Психее нашептали,
Что муж чудовищем мог быть,
Что он погубит её скоро,
И что его нельзя любить,
Раз он скрепил брак договором.
Когда, в кромешной темноте,
Супруг лежал в её постели,
Настигли деву мысли те,
И страхи тут же одолели.
Над ним склонясь, огонь зажгла,
Он, словно ангел, был прекрасен,
Но, вздрогнув, мужу грудь прожгла.
Поступок был её ужасен!
Муж с болью в голосе сказал,
Не рассердился, как ни странно,
«Я от тебя не ожидал,
Прощай. Один я буду раны
Свои глубокие лечить.
Друг друга нам теперь придётся,
Как мне ни жаль, но позабыть».
Она ждала, а вдруг вернётся!
Но нет, средь мраморных колонн
Лишь эхо гулкое гуляет,
Да слышен девы юной стон –
Она безудержно рыдает.
Дворец оставила, и вот,
Неся во чреве своём плод,
Идёт, покинута, забыта,
Искать богиню Афродиту.
А та в мечтах уж мести ждёт,
Словно змея, уж брызжет ядом,
И козни злобные плетёт,
Она чужому горю рада.
Психею жаждала убить,
Несчастья девушки ей мало.
Решив со следа сына сбить,
Она задания ей давала.
«Сперва зерно ты разбери:
Пшеницу, рис и чечевицу,
Потом воды мне набери –
Из родника хочу напиться.
Затем достань-ка мне руно,
Да не простое, с позолотой»,
Ну а Психея всё равно
Справлялась с трудною работой.
«Неси стеклянный мне ларец,
Что спрятан в недрах смерти царства» -
Никак не наступал конец
Её змеиного коварства!
Но даже это по плечу
Влюблённой деве юной было.
Шептала: «Я к тебе хочу,
Тебя, мой милый, не забыла!»
Эрот, от раны исцелясь,
Узнал о всех её страданьях,
Услышал, что к нему рвалась
Она, пройдя все испытания.
И сердце вновь горит огнём,
Её вина уже забыта.
Горюет мать теперь о нём,
Несчастна только Афродита!
Эрот пред Зевсом ниц упал,
Просил бессмертия для милой,
И Зевс мольбам его тут внял,
И одарил Психею силой
За мудрость, за её дела,
За все земные злоключения.
Она же, сына родила,
Его назвали Наслаждение.
Теперь «психе» - это душа,
Оплот любви и мыслей многих,
Витает где-то не спеша,
Она бессмертная, как боги!