Мой полубог куриной слепоты,
С замшелыми, затёртыми боками,
Ты – как и я, был бит до немоты,
Невнятными, ненужными речами.
Всё – отсеклось, оставшись за бортом,
И предо мною нынче не маячит…
Я не жалею больше ни о чём,
Как не был бы потерей озадачен…
Волна, шурша, отступит, чтоб опять –
Ударить нежно, с лёгким придыханьем,
Не оставляя шанса осознать,
Как должное, такое вот признанье.
Она права, я сам один из дней,
Зарытых здесь, средь крошева столетий,
Обрядом ускользнувших кораблей,
На берегах Понтийских лихолетий.
И я молчу, пускай спешит прибой,
Оттаскивая нерадивых с бранью
Обратно в глубину и на покой,
Под своды вод, заботливою дланью.
Как хочется понять, кто я такой,
Зачем меня по нёбу дна катает,
Как будто недоволен царь морской,
Что битый не поёт, не величает,
Не голосит и скорбно не мычит,
А копит, что-то там, и помышляет,
Что будет бок его однажды вскрыт,
И слово, оживая, заиграет.
Но, света нет, есть шурф, да не добитый,
Есть чистый знак, не доведённый до конца,
Начала ясного, где шнур, судьбою свитый,
Уже скользит объять его бока.
Да зацепиться как – нет горловины,
Блистают в глубине холодною игрой
Кристаллы торжества, надменно и невинно,
Обманчивою хладной наготой.
2016г.