Как-то мы стояли в плавучем доке, в Мурманске в 1944 году осенью. Док это плавучее сооружение, которое затапливается, в его середину заходит корабль и затем это сооружение всплывает и корабль поднимается вместе с ним выше уровня моря и остается в этой коробке, как на суше, это для того, чтобы провести наружные работы корпуса. На лодке была повреждена лопасть правого винта при очередной бомбежке.
И эту работу проводили срочно для осуществления очередного похода. Порядок таков, что после окончания работ экипаж должен убрать по местам все оборудование и приспособления, которые применялись для работы. Завершая эту работу, группа моряков не удержала консольную лебедку и она упала, ударив по голове старшего лейтенанта Ивана Корпетченкова. Была полярная ночь, сумерки, и с мостика лодки, а это высота 9 метров не ясно было что произошло. Командир послал меня узнать.
Карпетченков лежал на боку, из глубокой раны на голове сочилась кровь, а моряки стояли растерянные, обвиняя друг друга в происшедшем. Приподняв Ивана и поставив его на ноги я перекинул его руку через плечи и мы двинулись на верх по узким ступенькам вертикальных стенок дока. Я боялся как бы не уронить Ивана и не сорваться вниз. А он все больше тяжелел и меньше передвигал ногами. На мостике еще не понимали в чем дело и не стремились помочь.
...Вот и стык между носом лодки и настилом дока, расстояние около полутора метров перекрытого узким трапом без перил. А Иван все тяжелеет. Я глянул вниз и на мгновение представил себе: а что, если сорвемся? Если справа, со стороны Ивана, то разобьемся об железный корпус дока. Если слева, то может посчастливится упасть в воду… Вот и трап. Всего надо сделать три шага. Всего три, чтобы оказаться на палубе лодки. Первый шаг. Иван своей тяжестью клонит меня вправо а я стараюсь его прижать к себе. На втором шаге он цепляет ботинком за перекладину трапа и провисает на моей шее... Опять взгляд вниз и там в просвете вода. Остановились посередине трапа, покачиваемся. Я потихоньку прошу его: Ваня, только один шаг, всего один… Ну, давай!.. А сам чувствую что моя шея намокает его кровью. На мостике уже заволновались и поспешили на помощь. Но нам нужен этот последний шаг. «Ну давай Ваня, один шаг, рванем, ..раз, ..два, ..три!.. Мы почти падаем на палубу лодки удержавшись за треногу противосетевой пилы.
По палубе легче. Вот и три скобы для поднятия на мостик, но ступить вдвоем нельзя, так как в этом месте ширина палубы всего тридцать сантиметров, а за ними опять обрыв. Но с мостика уже тянутся руки и Ивана поднимают наверх. Потом загружают на специальных носилках вовнутрь лодки. Наш военфельдшер лодки растерялся, не зная что делать. Ивана положили на койку, кровь сочилась из глубокой раны на голове. Фельдшер все хватался за разные свои предметы: марлю, бинты, вату.
В это время на мостике срочно готовились к выходу из дока и по радио сообщили в штаб флота о случившемся. Когда лодка вышла из дока, неподалеку проходила шлюпка с двумя людьми. В таких случаях с военного корабля дается команда «Стой, кто идет?! И этой команде обязаны все подчиняться, ибо с военным кораблем, да еще в войну шутки плохи.
Ответ был такой: «С ночного дежурства из госпиталя медсестра возвращается домой..! С лодки прозвучало: «Пристать к борту»! Из шлюпки выходит молодая женщина лет двадцати пяти, стройная, смугловатая, высокая, мы помогаем ей подняться на палубу и буквально втаскиваем ее на руках, так как взобраться по скобам женщине в юбке невозможно.
Коротко объяснив в чем дело, сестру также, как и Ивана опустили в лодку на носилках. Комиссар лодки Сергей Миронов тихонько сказал: «Командир, посчастливилось, на ловца и зверь бежит»...
Во втором отсеке, увидев военфельдшера Савченко, она строго спросила: «А почему Вы без халата? У Вас есть таковой?» Савченко открыл шкаф и вынул пачку халатов. «А бритва есть? скальпель, пинцеты, тампоны? По мере того, как Савченко вынимал медикаменты и материалы, глаза у медсестры удивленно расширялись: новокаин, пенициллин, перчатки, шприц, целая хирургическая операционная была закуплена нами в Сан-Франциско во время перехода из Владивостока. «Берите бритву, обрабатывайте рану, сделайте укол.»
Голос у сестры волевой, не терпящий возражений. Но в то же время певучий, с теплыми интонациями, убеждающий, заставляющий подчиниться.
Савченко ничего не мог делать. Бледный, как полотно, с трясущимися руками, он подавал невпопад нужные предметы. Добривать волосы вокруг раны довелось мне.
А в это время лодка на предельной скорости мчалась в Полярное на свою базу, где был и центральный военный госпиталь. На таких предельных оборотах дизелей нам еще никогда не доводилось работать. Сам командир лодки дважды спускался в пятый отсек, требуя, чтобы выжали из машин все возможное. Такой скорости не случалось ни в Карибском море, когда мы уклонялись от атаки подводной лодки, ни у берегов Норвегии, когда мы преследовали танкер, стараясь перехватить немецкий конвой.
А в это время во втором отсеке медсестра закончила перевязку головы Ивана, Он лежал на койке постанывая и попросил закурить. Он прекрасно знал, что на лодке нельзя курить, в особенности во втором отсеке, но видимо не сознавал где он находится. Сестра оглядела всех присутствующих и негромко, но внушительно сказала: «ребята, ни в коем случае не давайте ему закурить».
… На причале стояло много офицеров. Сам командующий Северным флотом адмирал Головко А.Г., Командир бригады Колышкин И.А., штабные офицеры, машина скорой помощи и жена Корпетченкова. Когда Ивана подняли на палубу, он тихонько стонал, но старался улыбнуться и опять с мольбой просил дайте закурить». Кто-то не выдержал и дал ему только раз затянуться от своей папиросы. Бинты на его голове вдруг начали краснеть... Все больше и больше. В это время подошла медсестра и ахнула «Кто посмел?!! Я же просила не давать ему курить!! Ивана увезла «скорая» в госпиталь. Через два месяца он вылечился. Но служить уже не мог. И они с женой уехали в Ленинград, к ней на родину.