Глубокая осень 1943. Война. Мурманск весь разбит немецкой авиацией. Все главные улицы зияют черными проемами окон, лестничных клеток. Дома без крыш и этажей, без подъездов. Но коробка кирпичной кладки еще держатся у многих домов. Кода зайдешь в эти коробки через груды битого кирпича, стекла и штукатурки то можно увидеть в некоторых местах висящие обломки отдельных квартир и комнат. Потолков и полов нет. Все разрушено. Кое-где на бывших этажах висят обломки зацепившейся мебели или одежды.
Немцы Мурманск бомбят ежедневно по нескольку раз приурочивая по времени, когда люди идут на роботу или с работы. И особенно ночью. Обязательно.
И не только главные улицы. Здесь уже не осталось ни одного кирпичного дома. Вокзал разрушен. Его быстро восстановили, а через два дня - снова стерли с лица земли.
Но Мурманск жил, работал, защищался.
Заводские цеха без крыш и окон, без тепла, а станки работали. Ремонтировали корабли и паровозы. Рыбный порт был разрушен, но рыбаки все равно выходили в море и ловили рыбу - треску и крабов в основном. Работа и жизнь кипела. Между бомбежками, затихая и укрываясь перед их началом. А рабочие за станками работали, игнорируя смертельную опасность. И военный порт работал, не смотря на разрушения. Несмотря на страшные бомбежки в оставшихся разрушенных частях домов можно было встретить заставленные мешками входы в бомбоубежища. Да и не только. Вот проходишь ночью или днем в полярную ночь и видишь у груды полуразрушенного здания обставленного пузатыми мешками с песком, стоит женщина с красной повязкой на рукаве. На уцелевшей двери кнопкой приколот тетрадный листок «к/ф» Антон Иванович сердится. «Над дверью горит синяя лампочка. Светит слабо, но синий свет самолетам не заметен. Женщина это контролер кинотеатра». Цена билета 15 копеек. А еще попадется, где ни будь такое же «сооружение» с той только разницей, что на тетрадном листке будет надпись «парикмахерская». Несмотря на войну, жизнь шла своим чередом. Пусть потери. Люди влюблялись, рожали детей, сопротивлялись насилию. В оставшихся маленьких хибарках вокзальных сооружений было все. И дежурный по вокзалу, и билетная касса, и кипяток в цинковом бачке с прикованной к нему цепью кружкой, сделанной из консервной банки, и тележки с отправляемой багажной рухлядью.
Состав не большой всего три вагона. А народу уйма, на все шесть вагонов. Впереди паровоза прицеплена платформа. На платформе молодые девчонки степенно похаживают вокруг зенитной пушки и двух зенитных пулеметных установок. В каждой по 4 пулемета. За последним вагоном такая же платформа с такими же девчатами в полушубках и с таким же вооружением.
Мне был предоставлен отпуск, и я с трудом втиснулся в вагон, преодолевая сопротивление «мешочников» людей, у которых не было чемоданов, а багаж был в мешках.
Отправляясь в отъезд, я как-то не обратил внимания на слова старшины, который сказал « Ну-ну поезжай. Если доедешь». Как потом мне рассказали уже пассажиры в вагоне, что любой поездной состав где-то в районе Кандалакши немцы обязательно бомбят. И проскочим «если повезет». Уставшие в вагоне пассажиры постепенно угомонились и начали засыпать. Да и я заснул уже где-то за полночь. Спал крепко на своей третьей полке - «люкс» упираясь ногами и головой во втиснутые на мою «территорию» узлы.
Сквозь сон мне начали доноситься громкие, почему-то казавшиеся мне отчаянными гудки нашего паровоза, от которых я проснулся. Поезд набирал скорость. Вагон бросало из стороны в сторону, иногда от толчков с верхних полок падал чей-то багаж. А паровозный гудок все кричал и кричал...
Я заглянул в окно вагона. Черная непроглядная ночь. Ничего не видно. Однако, на закруглении дороги начал показываться светлым пятном паровоз. Потом больше и больше. Так он появился среди ночи весь со сверкающими огнями - похожий на чудовище. Из его трубы вываливался целый поток красных искр. Этот длинный горящий хвост тянулся вдоль всего состава. А поезд все набирал скорость и от этого звездный поток над нашим составом был еще ярче. Это было очень красивое зрелище. Если бы не было какого — то угнетенного состояния, предчувствия. Поезд все шел по какой-то дуге. Паровоз виден как - бы в ореоле, а вагоны неслись за ним еле угадываемой тенью. Вдруг впереди, совсем рядом справа что-то ухнуло. Короткая фиолетовая вспышка, вместе с оранжевым огнем поразила темноту. В мгновении этой вспышки глаз уловил поднявшуюся чернее ночи глыбу земли. И сразу после этого взрыва ухнуло слева еще сильнее и дальше раз за разом. После первого взрыва в вагон в раздрай влетели камни и земля. Забарабанило и по крыше.
Все проснулись и сидели в тиши и напряжении. Даже заплакавший было грудной ребенок, сразу утих, видимо подчиняясь общему настроению. А паровоз вместе с огненным хвостом все ускорял и ускорял свой бег. Эту тишину в вагоне разорвал лающий звук зениток и раскаты пулеметных установок. Он продолжался беспрерывно. Это стреляли девчонки из своих пушек и пулеметов. И как-то стало немножко радостнее во всем вагоне. Почему? Может быть, каждый в душе молился на тех юных красавиц, что стреляли с платформы. Каждый надеялся что они «попадут» в самолеты ночью. Без прожекторов! И вот снова справа у огненного паровоза опять сине-фиолетовая с оранжевым лучом огненная вспышка. И еще. И еще. Все видно на повороте. Сразу по две вспышки. И грохот оглушительный, свистящий, жесткий и дробь по крышам вагонов комьев земли, камней и металла. Во время очередного взрыва в тамбуре нашего вагона раздался треск и лязг железа. В тамбуре что-то упало, разламываясь, задребезжало под колесами вагона. Это продолжалось не долго. Уже не было частых взрывов, а только одинокие вспышки. Примерно полчаса. Всего заходов было шесть. Взрывы прекратились. Но девчата на платформах продолжали стрелять. Они прекратили свою боевую работу только после того как над вагонами с завыванием пронеслись пять самолетов друг за другом, строча из своих крупнокалиберных пулеметов. А поезд все мчал и мчал, вперед выжимая из своей паровой машины как можно больше сил.
Прошло еще, какое то время в тишине. Потом опять заплакал ребенок. Кто-то чихнул, закурил, и на него зашикали. Кто-то достал кусок хлеба и начал со смаком его жевать...
Вскоре поезд начал сбавлять скорость. Остановился. Через два часа когда небо стало заметно светлеть, на остановке мы увидели развороченный тамбур нашего вагона, сорванную справа боковую входную дверь, оторванные ступеньки и огромный железный кусок, торчащий в крыше над туалетом.
А дальше начались разговоры. Все оживились, у всех было радостное настроение. На лицах было явно написано - «пронесло». За нашим составом оказалось, в том месте было разрушено железнодорожное полотно на протяжении нескольких километров. Саперы к следующему рейсу должны были все восстановить. Обязательно. Этого требует война.
Я продолжал поездку в отпуск в Москву с ликованием в душе: а все-таки не попали! Повезло!