Когда осыпаются окна
на тонкой старинной картине,
Пустеют ночные колодцы
в заброшенном монастыре,
Круги на поверхности лета
качаются в розовой тине,
И счет до полутора длится,
как ночь на скользящем столе.
Был дом перекошен, как руки,
что с темного неба спустились,
Но следом на землю пролился
густой, непредвиденный свет;
И в плюшевом зеркале утра
закрытые ставни искрились,
Как ровные лица монахов,
которым четыреста лет.
От резкого запаха мяты
луна перестала кружиться
И только кидала монетки
к ногам подвывающих псов.
Был дом перекошен, но все же
веками не мог развалиться,
И фото его продавали
в киосках непроданных снов.
А люди спешили увидеть
его во дворе монастырском,
И видели – правда, стоит он,
хотя неказист и облезл;
Но что-то в нем было такое,
что все повторяли настырно:
«Неправда! Все это неправда!» –
И дом постепенно исчез.