я беру в руки теплый эклер с нежным молочным кремом,
сколько бы ни было в мире холер,
он под контролем системы.
я ем эклер и шепчу 'прости, но такова природа'. я варю яйца и опять чью-то ворую свободу. я выхожу на зеленый луг гладить телячьи лица, но мне всегда было недосуг думать, что даже птицам может быть не чужда любовь к мягким небесным сводам, детям моим предоставлю кров, их детям — смрад заводов, вонь птицефабрик и тюрьмы ферм. я человек — всесильный! хищника-предка держу за пример, путь выстилаю могильный,
ем мертвечину, смакую, и боль сальной слезливой лапой к горлу крадется, кусок отбивной в прошлом был чьим-то папой. кажется, я гнию изнутри, впрочем, ведь это правда. вот мое тело, пойди посмотри, где-то вчерашний завтрак туго застрял, мой кишечник, увы, не в силах вытолкнуть быстро куриный рулетик, котлеты, сыры и метры вареных сосисок.
твердо учу я своих детей
вере,
добру,
милосердию.
но не пойму, что чужих костей
достаточно для возмездия. бог научил меня 'не убий' — завету я твердо следую,
котята и псы мне нужны для любви,
теленком же мы отобедаем.