Мне больше некуда идти,
Я никогда не вернусь на равнину.
Замерзла кровь в моей груди.
Горит над бездной Звезда Абазина…
Помню тайные робкие встречи.
Помню тот затянувшийся вечер.
Ты шептала: "Вернемся! Не надо!"
Но стояла, по-прежнему, рядом.
Ты шептала одними губами,
Но пылали они, словно пламя!
А над нами закату навстречу
Журавли проплывали беспечно.
Таял клин их в рубиновых струях.
Я ответил тебе поцелуем…
И упали одежды на берег.
И печально вздохнул мудрый Терек.
Пал серебряный пояс с кинжалом,
Был он словом моим, был он жалом.
Пал корсет, что сжимал грудь так долго!
Был молчаньем твоим, был он долгом.
Поцелуи - ревнивые знаки,
На груди расцветали, как маки.
Ты открылась всем звездам и ветрам,
И растаяли мы в звездном свете…
***
Мы расстались с тобой на рассвете.
Выпил слезы с ресниц твоих ветер.
Прошептала: "Погибну в позоре,
Если ты возвратишься не скоро!"
Прошептала одними губами, -
Словно плетью стегнула словами.
Я повел, как и должно мужчине, -
Я поклялся вернуться в долину
Не позднее Оленьего Зова,
И на лошадь прикрикнул сурово.
И звучало в груди с того мига
Эхо лишь журавлиного крика.
***
Говорили, ходила ты в горы,
И подолгу смотрела на море.
Говорили, сорвалась ты в пропасть.
Видно, смыло знакомые тропы.
Алым снег был от спекшийся крови.
Канул месяц Оленьего зова…
При свете Млечного Пути,
Что мой народ прозвал Тропой овечьей,
Мне перевал не перейти, -
Я пуст… Во мне один лишь только вечер.