***
есть магия в рифмованных словах -
в них бьётся пульс, стучат тамтама ритмы,
на них есть кровь, стекающая с плах,
и гул толпы, пугающий и слитный...
когда слова с сердцами в унисон,
дыхание становится единым,
в ушах набатом колокольный звон,
крик женщин и приказы господина...
слова таят в себе древнейший смысл,
жестокий, первобытный и сакральный,
как туча ангел над тобой навис,
готовый опустить свой меч летальный...
поэт - и жрец и жертва на заклание
в его словах - и крик и заклинание...
***
стихи как приступ: хлынут пеной,
дугою выгнутся слова,
ты силой выкинут на сцену,
нагой, проснувшийся едва...
пока тебя спросонья крутит,
внутри сидит строка, как нож...
все эти образы, по сути,
слова твои ли?.. не поймёшь...
луною поднятый лунатик,
идёшь, куда она ведёт...
ты в слово веруешь, фанатик...
застрявший в детстве идиот:
смотрите, вот как я умею
переплетать в стихи слова...
зачем?.. не знаю... но без шеи
не повернётся голова...
покуда дар или проклятье,
как рана, мучает, зудя,
иное, верное, занятье –
впредь наказанье для тебя...
все спят... а тут землетрясенье...
дрожит, расколота, земля
и от стихии нет спасенья...
и мысль: почему же я?..
атлант
я последний на свете атлант,
я держу небо - не транспарант...
я держу его над своей головой,
и никто эту тяжесть не делит со мной...
раз за разом немеет рука и спина,
жаль, мне надпись на небе совсем не видна...
может, если бы я разобрал письмена,
мне великая истина стала б ясна...
но не вижу того, что держу над собой,
всё, что знаю о небе – усталость и боль...
не всегда я держал это небо один,
нас было много и много годин
подставляли плечо под немыслимый груз,
пока первый ушёл, обещав нам: вернусь...
но без неба в руках сразу он обмельчал,
ни его, ни других больше я не встречал...
когда хочется выть и всё бросить к чертям,
отдых дать хоть на миг онемевшим кистям,
я сильнее сжимаю в руках небеса,
понимая, что их отпускать мне нельзя...
мне без неба нельзя оставаться ни дня:
пока небо держу – небо держит меня...
я последний на свете атлант,
я держу небо - не транспарант...
я держу его над своей головой,
и никто эту тяжесть не делит со мной...
Отец мой
Отец мой с неба смотрит на меня
И проливает слезы надо мною,
И, громом, словно дверью, прогремя,
В мое окно стучится он порою.
Оглохший в суете, не слышу голос твой,
Открой глаза мои, раскрой секрет свой, папа:
Что дом твой называется луной,
Что дождь слепой твоей слезою капал...
Ты прежде знал, ну а теперь вдвойне
Причины тайные и скрытые пружины
Дней будущих и поводов к войне,
И будней серые бездонные морщины...
Хочу бежать к тебе, но хрупок путь для бегства -
По радуге - в потерянное детство.
папе к несостоявшемуся 80-летию
всё реже вспоминаю о тебе,
укрытом промелькнувшими годами...
после тебя оставшийся пробел
заполнен повседневными трудами...
быть не хотел, как ты, - я становлюсь тобой,
с еврейскою улыбкой виноватой,
когда мой сын, всезнающий и злой,
мне сердце рвёт, как я тебе когда-то...
прости, что был язвителен и груб,
сполна в ответ я то же получаю:
ты мудрым был, а я остался глуп
и полон генетической печали...
ведь мы с тобою встретимся, скажи?..
пройдёмся по дорожке лунной вместе...
поговорим, как скоротечна жизнь...
я по тебе скучаю, если честно...
ожидания
бывает: вдруг слова нисходят
из ниоткуда словно дождь
и ты их как живую воду
глотками медленными пьёшь...
и хочешь поделиться словом
с любым, кто жаждет, как и ты,
но убеждаешься ты снова
в тщете словесной красоты...
песок... колючки... ветер... камни...
колодец высохший без дна...
исполнился сценарий давний:
вопишь – в ответ лишь тишина...
надеешься, слова, как камень,
в нём воду всколыхнут во тьме,
но сух колодец... ты упрямо
ждёшь всхлипа в чёрной глубине...
***
я говорю на мёртвом языке,
на языке исчезнувшего Рима...
кому кричу?.. мой крик - как вопли мима,
как меч затупленный в отрубленной руке...
рабы в сенате и на площадях:
язычники без языка родного –
последняя безмолвная основа
империи, стоящей на костях...
их речи... нет, я их не понимаю –
ушей отчаянье... унылая пора:
стихи сменились лаем вертухаев
и феней раздобревшего вора...
горят костры и воздух пахнет кровью...
слепцы глухи к любым предупрежденьям –
они идут толпой в средневековье,
а я пишу и верю в возрожденье...
носороги
подобное случалось и до нас:
ату, чужой - убей его, распни, –
чтоб удержать свою гнилую власть
диктатор призывает дух войны...
творится что-то страшное с людьми:
был человек – назавтра носорог,
мрак затмевает светлые умы,
когда война приходит на порог...
не соблазни, правитель, малых сих,
не обращай обиженных в зверей,
прощения у сирых попроси
и никого, ты слышишь? – не убей...
но всё напрасно, будет всё, как встарь:
каков народ – такой им правит царь...
***
ты присягнул, а царь низложен,
ты хочешь меч рвануть из ножен,
но он застрял и не достать -
то чары действуют, быть может,
а может страх, но вражья рать
уже сдирает с пленных кожу,
насилует детей и мать,
сейчас и ты погибнешь тоже –
твой конь стреножен – не удрать:
другой сценарий невозможен –
настало время умирать...
вот головы чугунный шар
слетает с шеи вместе с бредом -
несложно объяснить по Фрейду
тебе приснившийся кошмар...
***
тебя покинули слова –
ушли в обветренные губы,
ушли, как в трещины вода
от зноя, что живое губит,
как разлюбившая жена,
исчезли, как её одежда...
тебя преследует надежда,
что, может быть, не навсегда...
Невмоготу
Невмоготу. Я в жизни этой
Дорогу выбрал, да не ту.
Мог ли другую? Может где-то
Напрасно ждут, что я приду?
Не запирают двери на ночь
И не задёргивают штор,
И позабыть готовы напрочь,
Где я шатался до сих пор?
Там ни о чём меня не спросят,
Нальют вина, дадут ночлег
И станет весело и просто,
Растает на подошвах снег...
Меня никто не попрекнёт
За эти лужицы в прихожей,
И кто-то на меня похожий
К огню погреться отведёт.
И я услышу, как под кожей
Трещит, кипя, столетний лёд,
Когда пойму: спастись возможно
И море Чермное* несложно,
Как предкам, перейти мне вброд...
*библейское название Красного моря
любимой
бабочки, цветные однодневки,
всё кружат, порхают в животе –
нас кружит с тобою танец древний
на непостижимой высоте...
на губах – касанья лёгких крыльев,
гул тамтамов бьёт в виски и грудь,
нас накрыло разом бурей пыльной –
ни открыть глаза и ни вздохнуть...
бабочкам не вырваться наружу –
мы у них, они у нас в плену...
нас несёт - и нам никто не нужен –
разноцветным вихрем на луну...
бабочки, цветные однодневки,
всё кружат, порхают в животе –
нас кружит с тобою танец древний
на непостижимой высоте...
завещание для любимой
похорони меня в себе
под мраморной плитой утраты:
гнить будет плоть моя в земле,
но души - вместе как когда-то...
смеяться буду я с тобой,
грустить или смотреть на море –
я буду для тебя живой
и между нас не вспыхнуть ссоре...
ты каждый камень на душе
неси на свежую могилу,
когда одной нести не в силу -
он мне не повредит уже...
в запасе вечность у души:
я буду ждать, но не спеши...
выход из ломки
как алкоголик, как нарик конченный,
уже три месяца погружён в серое,
меня ломает, ничего не хочется,
но через силу я что-то делаю...
всё как в тумане... спроси, чем мучился –
не вспомню части произошедшего...
ползу по жизни я, как получится:
бумагу вижу – рука не чешется...
всё в организме функционирует,
кроме железы поэтической:
мысли вялые, мысли смирные
обоснованы эмпирически...
ни видений, ни озарения
и наружу слова не просятся –
доведённый до озверения,
не найду, что ещё мне по сердцу...
черчу профиль я свой, не Пушкина,
ем и сплю, и холю безволие...
зарываюсь лицом в подушку я:
муза спит, ну а я – тем более...
но сегодня-то – полнолуние,
для поэтов и прочей нечисти
надвигается час безумия,
а безумие плохо лечится...
черти всюду в углах мерещатся,
а быть может они реальные?
накатило, как будто бешенство,
слов количество эпохальное...
ночь рождественской ёлкой вспыхнула,
разогнала всю тьму гирляндами...
я пишу этот стих, и тихо так,
как бывает зимой в Голландии...
***
голова уносится ввысь, как воздушный шарик,
там, внизу, какая-то жизнь и печали,
а внутри меня веселящий газ, а может, гелий,
я парю и порю муру: ведь я же гений...
рядом птицы летают, мелькают крыши:
там, внизу, я чужой и, как птицы, лишний...
подружился с орлом и воздушным змеем,
нас озон пьянит, и мы все хмелеем...
никому не должен, лети... свобода...
ты и ветер... и солнце на небосводе...
где-то там, внизу, ты рукою машешь
и орут мне дуэтом сыночки наши...
хорошо наверху, здесь и воздух-то сладкий,
но зовут на обед, захожу на посадку...
1993-2016 гг.