Загорелась жизнь ярким пламенем,
Отстояла всю службу в храме я,
Полыхнув свечой - не пугай меня!
Там таких , ждущих чуда - армия!
Басом батюшка вывел проповедь.
Я иду домой - рыбу пробовать,
В постный день вкусить рыбки с маслицем,
Разрешил отец, чтоб не пасть лицом
В искушение съесть скоромного.
В предвкушении пира скромного -
К холодильнику - к рыбке жареной,
Открываю - и лоб испариной:
Рыбке мисочка - как аквариум,
Рыбка плавает, как не варена!
Я на улицу! Я кричать хочу!
То ль молиться мне?! То ль бежать к врачу?!
В храм вернулась я - лики зло глядят,
Неприкаянной - фимиам, как яд!
Воспевает хор славу Боженьке,
"Хор Турецкого" - не убожество!
Скалят зубы усмешкой дьявольской
Семь мужчин - вторят песне дьякона.
И красивы не по-хорошему,
Перекошены чёртом рожи их.
Я на улицу! Я кричать хочу!
То ль молиться мне? То ль бежать к врачу?
В храм вернулась я - лики зло глядят,
Неприкаянной - фимиам, как яд!
...Я очнулась в палате связанной...
Где ты, жизнь, где ты, дом под вязами?
А на тумбе в тетрадке старенькой -
Рак измены в четвёртой стадии -
Там стихи мои сумасшедшие,
Ни в один альбом не вошедшие...
Не хотела я - напророчила
И себя стихом опорочила.
Я тетрадь - в клочки,
Сжавши кулачки,
Всё твержу слова -
Кругом голова:
"Не пиши стихи!
Не буди стихий!"
...Глядь, уже заря занимается!
Жить давно пора и не маяться!
Рождество грядёт , сон забудется,
Беды строк моих, нет, не сбудутся!
Иллюстрация - фрагмент росписи из часовни Рождества - Собор Грейс, Сан-Франциско