Вечная память военным морякам,
погибшим, защищая Родину
в Великой Отечественной войне
1941 - 1945 годов.
В 1940 году я был призван на флот во г.Владивосток. Окончив учебный отряд подводного плавания, был зачислен на достраивавшуюся подводную лодку «С-51» в должности моториста.
В октябре 1942 г. 6 подводных лодок, в том числе и моя С-51, были направлены из г. Владивостока и г. Петропавловска на Камчатке на действующий Северный Флот южным путем через Америку.
До места назначения дошло только 5 лодок. Шестая, Л-16, была потоплена японской лодкой I-25 на пути следования из г. Датч-Харбора, военно-морского порта ВМС США, в г. Сан-Франциско.
Через 100 дней С-51 пришла первой в г. Полярный, что под Мурманском, в 1-ю бригаду подводных лодок Северного Флота. Остальные лодки - С-54,
С- 55, С-56 и Л-15 - в г. Полярный пришли позднее.
После ремонта С-51 отправилась в свой первый боевой поход к берегам Норвегии.
В первом же боевом походе, в морском бою, С-51 потопила тяжело груженый транспорт противника, затем немецкому сторожевику нашей торпедой оторвало корму, а тральщик разломился пополам и затонул. За этот боевой поход я был награжден медалью «За отвагу».
… Подводная лодка I-25 вышла из района Иокогамы на свободную охоту в Тихий океан. Эта лодка была построена на секретных верфях и спущена на воду совсем недавно. Последняя модель 1941 года с самым лучшим в мире оборудованием и приличной скоростью движения на воде. Подумать только, 25 узлов в час! Это, пожалуй, было редкое явление для мировых конструкций подводных океанских лодок среднего класса в те времена.
И этот поход был уже не первый.
В океане ходило много кораблей под американским полосатым флагом без охраны. Легкая добыча для подводных корсаров! Да и на счету I-25 уже не один потопленный корабль Cоединённых Штатов Америки.
Командир I-25 капитан 3-го ранга Императорского ВМФ Японии Айкедзи Тагами, потомственный моряк, еще молодой, с коренастой фигурой с высоко поднятой головой и горделивой осанкой. Его надменное выражение лица с хитрыми темными глазками и ощеренной постоянной улыбкой действовали на экипаж лодки, как гипноз.
Он не помнит случая, когда кто-либо на офицеров в чем-то возразил ему, как командиру и как человеку вообще. А что касается рядовых членов экипажа, то все преклонялись перед авторитетом Айкедзи Тагами, имевшего священное происхождение в ордене Великих самураев, начиная от прадеда. Его дедушка в порыве преданности его величеству королю распорол себе живот. Да и отец Джан Тагами во время схватки с американским крейсером приказал открыть кингстоны своего эсминца, а сам, чтобы не попасть в плен совершил харакири. Эсминец затонул со всеми членами экипажа, состоявшего обязательно из обществе самураев.
Лодка стремительно мчалась по океанской глади, освещённая ярко пылающей крупной Луной. Лунная дорожка на поверхности воды все время бежала за кормой, как бы догоняя. Да и сам корпус корабля был окружен фосфоресцирующей светящейся пеной. И если посмотреть на горизонт, то впечатление было такое, будто лодка стоит на месте, окруженная голубым ореолом.
Командир стоял на мостике, покуривая трубку, изредка давая указания верхней вахте. Путь, или. как говорят, курс, был к американской военно - морской базе «Датч Харбор», где предполагалось потопить не один корабль противника.
Через двое суток I-25 в подводном положении подошла ко входу в американскую базу. Начиналось терпеливое ожидание добычи. Днем под водой, а ночью - мористее, дальше от берега, для зарядки аккумуляторов, чтобы к утру быть на позиции. Долго длилось ожидание. Из бухты выходили военные корабли на большой скорости далеко от занятой позиции.
Прошла неделя ожидания, как вдруг из-за поворота со стороны океана, появились очертания идущих в Датч-Харбор кораблей.
Сомнений не было. Фрегат № 441 под английским флагом кружился вокруг тяжело нагруженного десятитысячного транспорта...
Лодка, как щука, медленно стала приближаться под водой к намеченной жертве. Все хорошо совпадало.
Торпедная атака. Все члены экипажа в напряженном состоянии ждут главной команды. Боцман умело удерживает лодку на ровном киле, торпедисты замерли у аппаратов, не отрывая взглядов от секундомеров. Из центрального отсека прозвучала команда? Интервал четыре секунды - аппараты, пли!!
Один за другим по очереди прошли четыре толчка, каждый раз содрогая лодку, и сопровождающие их завывающие звуки, вначале громкие, а затем удаляющиеся, замирали вдали.
И здесь же команда - глубина 30 метров, полный вперед! Лево на борт!
А кто свободный, прислонившись к шпангоутам ухом, ждут звука от взрывающихся торпед.
Этот звук хорошо слышен в воде. Такой глухой с раскатом... «Угу-ух!!», оповещая о попадании торпед.
Это тягостное ожидание времени достижения торпедами цели зависит от расстояния. Но прошли долгие томительные минуты, а взрывов все не слышно...
В это время на транспорт, груженной военной техникой произошло событие.
В работающем двигателе лопнула форсунка, и корабль враз потерял ход. Именно в этот момент, когда на лодке прозвучала команда «Пли». И вся верхняя вахта транспорта, онемев от ужаса, наблюдали, как одна за другой пенистые дорожки прошли перед самым носом транспорта.
А на фрегате в это время тоже заметили четыре пенистых следа и, не медля ни секунды, раздались орудийные выстрелы в то место, откуда по фрегату представлялось. Развивая скорость, фрегат начал бросать глубинные бомбы, вздымающие глыбы воды после взрыва...
В это время на лодке кипела работа: на секунду подняв перископ, командир определил, что торпеды почему-то не попали, а фрегат противника разбрасывая глубинки, несётся прямо на лодку. Скорее на глубину, самый полный оба мотора и лево руля!
Лодка профессионально увернулась от преследования фрегата и легла на грунт на глубине 60 метров.
Часа через два с лодки услышали шумы винтов многих военных кораблей и взрывы глубинок вокруг места нападения.
На поверхности моря к месту атаки подоспело несколько эсминцев, которые буквально утюжили место атаки, а фрегат, взяв транспорт на буксир, направился в Датч-Харбор...
I-25 пролежала на грунте до ночи, после чего всплыла для зарядки батарей. С рассветом; приунывшая команда ожидала, что лодка уйдет от берегов Датч-Харбор.
Но не таков командир!
Всплыв на расстояние дальности пушечного выстрела, лодка начала обстрел из ушки самою гавань в Датч-Харборе, как бы в отместку за неудачу.
Попадание в причалы, или ещё куда-нибудь, было сомнительным, так как гавань окружали небольшие холмы, скрывая ее от попадания со стороны моря. Но все-таки психологически - это геройство.
Артиллеристы I-25 с лихорадочной скоростью заканчивали приготовления корабельных пушек к выстрелам, как последовал недовольный голос командира лодки;«Артиллерист Мудзук, открывайте скорее огонь...» Но артиллерист и сам поторапливал артрасчет, хотя в этом пушкари совсем не нуждались, ибо прошло всего 50 секунд со времени объявления арттревоги, как уже первый снаряд захлопнулся в замке главного орудия и грохнул первый выстрел.
Командир сквозь грохот выстрелов заметил офицеру-артиллеристу: «Я напоминаю вам о том, что надо как можно быстрее выпустить по бухте весь запас снарядов!». Да артиллеристы и сами понимали серьезность положения и старались из всех сил. Грохот пушек слился в сплошной раскатистый гул. Отстрелявшись, лодка спешно ушла от берегов Датч-Харбора, а вечером шифровальщик передал командиру поступившую важную шифровку от командующего подводными силами Японии...
А советские подлодки уже шли из Владивостока в Мурманск южным путем - через Америку- на фронт.
Незадолго до описанных событий Л-16 и Л-15 вышли из Датч-Харбора, взяв курс на Сан-Франциско.
Все происходило в строжайшей секретности. Через пару дней, следом за ними вышли по тому же курсу С-54 и С-55. А еще через несколько дней в Датч-Харбор пришла С-51 и С-56, как раз на следующий день, когда I-25 обстреливала Датч-Харбор из пушек.
По морским строгим правилам военный корабль должен встречаться в секретном месте, так называемом «рандеву», и ожидать встречи. Если кто-то не появился, то корабль уходит с этого места, чтобы в определенное время повторить свидание. Есть и другие условия.
В определенное время точно С-51 и С-56 прибыли в точку встречи. Подождав сутки, лодки покинули рандеву, чтобы явиться на следующий день в то же время. Но и на другой день американских военных кораблей не было...
Время подгоняло - скорее на фронт! Поэтому Комдив Трипольский принимает решение прорваться в Датч-Харбор самостоятельно, рискуя быть обстрелянными. И это нам удалось, вызвав панику в бухте Датч-Харбор.
На другой день утром командир I-25 поднялся на мостик. Его лодка шла на дизелях средним ходом. Он полюбовался морем, на летучих рыбок, воробьиными стайками выныривающих из воды и летящих наперегонки с лодкой несколько минут, затем ныряющих обратно в глубину, чтобы через некоторое время выскочить, взлетев над водой. Одна- две крылатых падали на железную палубу и, не в силах подняться или соскользнуть в свою водяную стихию, постепенно погибали, теряя блеск своего черно-голубого цвета с зеленоватым оттенком на веерных плавниках. Командиру нравилось смотреть на стадо дельфинов и белух, плавно показывающих свои блестящие туши, переваливаясь на небольшой, ласковой сейчас тихоокенской волне.
Мирная, красивая обстановка настраивала на лирический лад, но взгляд командира выражал жестокость и торжество. Докурив изящную трубку, он громким голосом почти пропел: «В рубку! Оба дизеля на полные обороты!» В ответ послышался удивленный ответ: «Есть оба дизеля на полные обороты!»
Лодка слегка вздрогнула, почти вырываясь из воды от резкого повышения скорости, и понеслась вперед. По всему периметру корпуса, на границе с поверхностью морской воды образовался пенящий ореол, а в носовой части, под волнорезами, поднялся высокий фонтан.
Командир уже спокойно, но как-то торжественно пропел: «Курс изменить на 120°!». В ответ вновь удивленно прозвучало: «Есть! Курс на 120».
Командир удовлетворенно ощерился, широко открывая рот с редкими прокуренными зубами. В этот момент ему вспомнился текст шифровки: «Повернуть на курс 120 через двое суток, в точке вам известной широты. Там пройдут две подводные лодки - минные заградители, принадлежащие Советской России...», далее в шифровке сообщалось, что прибыть нужно как можно скорее и ожидать.
Прошло более суток этой гонки. В воздухе заметно чувствовалось потепление по сравнению с водами у берегов Датч-Харбора.
В данный момент I-25 неслась на полном ходу параллельно морским путям в направлении Сан-Франциско, но до намеченной широты оставалось еще более суток. А надо скорее, чтобы не разминуться с советскими лодками.
...В маленькую каютку командира тихонько постучал офицер, ответственный за работу механизмов подводного корабля, Иосуку Мацуока. Командир недовольно разрешил войти. Мацуока сложив лодочкой кисти рук и, слегка поклонившись, произнес приветствие, а затем? вновь подобострастно поклонившись, сообщил обстановку: «Лодка вторые сутки идет на предельных оборотах дизелей, температура в пятом отсеке поднялась до 45°. Команда измучилась обслуживать механизмы, поэтому нельзя ли разрешить обслуживать дизеля полураздетыми? Или если возможно, то снизить обороты перегревающихся дизелей?
При последних словах командир лодки подскочил, как ужаленный, и закричал: «Снизить обороты?! Да вы знаете, что нам нужно еще быстрее?! Пусть команда раздевается, хоть до подштанников, но мне надо еще быстрее! Так что будьте добры: перейдите на аварийные обороты дизелей. И немедленно... Идите!»
Мацуока вновь подобострастно поклонился со сложенными ладонями, пятясь задом к двери, и грустно ответил: «Есть аварийные обороты», Затем вышел из каюты
Чувствуя напряженное состояние всего экипажа, командир решил сам пройтись по кораблю и подбодрить весь личный состав. Он переоделся в свой парадный мундир с золотыми эполетами сверкающий орденами, в том числе за участие в потоплении американских линкоров и тяжелого крейсера «Мичиган» - одного из лучших кораблей США. Этот орден особо отличался своей красотой и, если хотите, то дороговизной на зависть коллегам, и пользовался особым почетом среди высшего командования военно-морского флота Японии. Закончив переодевание, капитан III ранга Тагами направился в первый отсек. В этом отсеке почему-то было прохладней, чем в других, скорее всего из-за отсутствия в данный момент работающих механизмов. Шестеро вахтенных, застыв вокруг торпедных аппаратов выражая моментальную готовность выполнить нужную команду, поклонились в знак приветствия: у подводников не принято вытягиваться в струнку перед начальством, ибо это может отвлечь хотя бы на мгновение от главной работы вверенных механизмов. Поэтому вахтенные матросы просто почтительно уступали проход своему командиру. Он не задержался в первом отсеке и шагнул в круглую переборку второго.
Во втором, под палубным настилом, установлена огромная аккумуляторная батарея, а на палубе расположена офицерская кают-компания.
Увидев командира, дежурный офицер подал команду: «Смирно!» и торжественно отдал рапорт о состоянии в отсеке. На вопросы командира присутствующие отвечали бодро и четко. Это очень обрадовало командира Тагами.
В центральном посту штурман колдовал над прокладкой курса лодки, перископ опущен в шахту, а трюмные занимаются помпой. Всё, как обычно. Настроение у всех бодрое, озабоченное.
В 4-м отсеке, как и во втором, расположена огромная аккумуляторная батарея, а на настиле - радиорубка и уголок повара-кока с его котлами и духовкой. Двери переборок стояли открытыми, зафиксированными «на крючки», чтобы случайно кто-либо не мог их закрыть. Здесь уже был слышен гул и грохот работающих дизелей. Вахтенные на своих местах, а мичманы следили за показаниями приборов. На главном тахометре каждого дизеля стрелка подрагивала за красной чертой с надписью «Аварийно». Все члены вахты были раздеты до пояса, а их тела покрыты потом. К грохоту машин и жаре примешивался отвратительный запах подгорающего машинного масла. На каждом термометре крышек цилиндров красный столбик показывал температуру +56. В самом отсеке было 40,5°.
Из-за грохота дизелей разобрать слова было невозможно, и командир, отведя мичмана в 4 отсек, коротко сообщил ему напутствие.
В 6 отсеке электрики, не отрываясь, следили за телеграфом, ежесекундно ожидая переключений с дизелей на электромоторы.
Здесь грохот был поменьше, но жара и вонь стояли, как и в пятом отсеке, но поговорить с моряками было уже возможно.
В последнем отсеке лежали, как и в первом, две запасные торпеды - грозное, страшное оружие тех времен, похожее на огромные черные сигары. Каждая из таких торпед может разломить корабль противника пополам.
Поговорив коротко с вахтой, командир, удовлетворённый, вернулся в свою каюту.
Подводные лодки Л-16 и Л-15 четвертые сутки шли средним ходом по открытому океану, который оправданно называется «Тихий». Яркое солнце освещало круг горизонта, поблескивая небольшими «зеркальцами» разбивающихся на ветерке волнами. Превозмогая уставшие глаза, вахтенные сигнальщики пристально вглядывались в однообразную водяную гладь. Утомленным глазам мерещились разные перемены на воде, а блеск распадающейся волны временами впечатлял их, как зеркало перископа.
Л-16 была старшей в паре лодок, вышедших из Датч-Харбора к месту назначения в Сан-Франциско.
В кильватер шестнадцатой идет Л-15. Обе лодки иногда переговариваются флажками. На расстоянии. «Пятнадцатая» четко и послушно повторяет манипуляции ведущей лодки.
Оба командира были закадычными друзьями и опытными подводниками. Оба экипажа «ленинцев» качественно оттренированы до автоматизма.
Маршрут следования особо засекречен и должен неукоснительно выполняться. Поэтому штурман с Л-16 доложил своему командиру о том, что согласно курсу, лодки ровно в 12-00 должны поменять курс на несколько градусов, а сейчас время 11-55.
Командир дал «добро» и поднялся на мостик. В 12-00 обе лодки враз повернули на курс «120», продолжая идти средним ходом обоими дизелями.
Так прошел еще один день беспримерного по своей смелости, риску и дерзости для противника, переходу 6 подводных лодок из Владивостока в Мурманск Южным путём для пополнения Северного военно-морского флота СССР.
И это в самое тяжелое время, когда немецкие войска уже предвкушали победу.
А в это время внутри самой лодки Л-16 шла мирная, спокойная работа по ходовому распорядку. На своих боевых постах дежурила очередная смена, ритмично грохотали дизеля, придавая необходимую скорость кораблю. На мостике старпом два сигнальщика, да рулевой в боевой рубке. Командир лодки Д.Ф. Гусаров лег отдохнуть в своей крохотной каютке. Электрики - наготове, каждую секунду в ожидании срочного погружения. Торпедисты и трюмные занимались своими делами. Работал компрессор, накапливая сжатый воздух. Свободная вахта отдыхала, кок готовил обед. Переборки в 4 и 5 отсеках были открыты. Кто-то «резался» в шахматы или читал книгу. Штурман, оторвавшись от своих карт, решил подняться на мостик (подошло время), чтобы уточнить скорость идущей в кильватере напарницы Л-15...
… Страшной силы удар и взрыв вдруг раскололи лодку почти пополам, сбросив всю верхнюю вахту во внутрь боевой рубки. Огромное количество воды ворвалось в центральный пост, моментально затопив четвертый отсек и утягивая лодку в глубину океана.
В 4 и 2 отсеках опрокинулись аккумуляторные батареи. В 1 и 7 отсеках торпеды, весом более тонны каждая, пробили своей массой задние крышки торпедных аппаратов, пролетев своей хвостовой частью до самой переборки во 2 отсек, придавив насмерть дежурных торпедистов. Носовую пушку с верхней палубы, весом более тонны, втянуло в центральный пост, как клещами перерезав толщину перегородок, корежа оборудование и давя еще оставшихся в живых моряков. Командирская каюта в один миг заполнилась кислотой разбитых аккумуляторов, заживо сжигая командира. То же самое и с радиорубкой, дверь которой всегда стояла на замке. Находящиеся в рубке двое радистов тоже погрузились в аккумуляторную кислоту. Лодка продолжая стремительно погружаться в глубину, но вода в отдельные отсеки проходила медленнее, преодолевая воздушную подушку и смывая за собой тела уже мертвых или полуживых людей.
В 5 отсеке сорвался с креплений левый дизель, разбив своей многотонной массой четвертую переборку и выдавив устройство камбуза в пятый отсек вместе с еще живым коком.
Лодка скрылась под водой, однако в 1 и 7 отсеках часть моряков еще были живы, но вода неумолимо заполняла и эти отсеки. В пятом, затопленном, по горло в воде ещё живые двое мотористов уже упираясь головами в потолок корпуса лодки и пытались открыть клапан сжатого воздуха, чтобы создать воздушную подушку. Их лица покрыты слоем масляной солярки. Но клапан заклинило, а вода все более прибывала. Вот уже эти двое в воде по горло, затем по уши и затонули...
В 6 отсеке замкнуло электростанцию, и огромная вольтовая дуга добила еще плавающих под потолком электриков.
Между 1 и 2 отсеками лопнула перегородка, и в 1 отсек хлынула забортная вода. Видно было, как вода поступает из второго отсека и тащит за собой трупы погибших моряков. Здесь 8 еще живых осталось. Только трое моряков из всех сил пытались открыть погрузочный торпедный люк. Это шанс один из тысячи: в индивидуальной маске выброситься за борт в морскую пучину, получив при этом разрыв легких. Люк удалось отдраить, а крышку поднять не давало давление забортной воды.
Отсек полностью заполнялся водой. Даже выпущенный из торпед сжатый воздух уже не сдерживал напор воды. Осталось только мизерное пространство у разбитых задних крышек торпедных аппаратов. Три головы ещё живых упирались в это мизерное якобы спасительное место, а тела погружены в воду.
Вдруг, откуда-то снизу из-под воды выскочила обезумевшая корабельная крыса. Ей больше некуда было деваться, как прыгнуть на головы несчастных людей. Один из троих сразу же погрузился в воду. Двое других с выпученными глазами, задыхаясь, захлебнулись водой и в судорогах тоже утонули...
Прошло меньше минуты с начала взрыва торпеды, пущенной японской лодкой I-25 в советский ленинец Л-16. За эти секунды лодка полностью затонула.
Свидетелями-очевидцами были только несколько человек верхней ходовой вахты на мостике, остальные члены экипажа Л-15 были внутри лодки и не могли видеть этой трагедии.
5 октября 1942 года в 8.00 лодки вышли из порта Датч-Харбор. 11 октября 1942 года в 11.00 была потоплена Л-16, шедшая в паре с Л-15. Воспоминания вахтенного командира Л-15 лейтенанта И. Жуйко:
«В 11.00 с дистанции 7 кабельтовых я поднял бинокль с сеткой, чтобы определить расстояние до Л-16. Но в окулярах бинокля вместо Л-16 увидел огромный столб воды вперемешку с клубами черного дыма и листами железа. Не поверив глазам, я опустил бинокль и уже невооруженным глазом увидел ту же картину, но только в этот момент почувствовал сильный гидравлический удар о корпус нашей лодки. Через мгновение донесся оглушительный взрыв. Необходимо было уклониться от опасности: почти машинально я пробил боевую тревогу и дал команду на вертикальный руль: «Право на борт!». В эти же секунды сквозь прогалины в поредевшем дыму с мостика Л-15 я увидел высоко поднявшуюся над водой носовую часть Л-16, которая быстро уходила под воду. Послышался второй взрыв и глухой треск взламываемых переборок. Лодка увлекала и мертвых и живых на глубину...»
Мы с С-51 и С-56 вышли из Датч-Харбор вслед за Л-16 и Л-15 по заданному курсу (для всех лодок) через несколько дней. О гибели Л-16 узнали из шифровки уже на ходу.
Пожалуй, кроме нас, из состава «азиатской эскадры», как теперь именуют современные историки, никто не знает, что наш комдив А.В. Трипольский срочно созвал совет командиров лодок, на котором принял решение вопреки указанию Ставки: «Самовольно изменить курс и уйти параллельно заданному на 400 миль мористее, не сообщая об этом командованию».
Я верю, что скорее всего, это решение спасло наши лодки на пути перехода на Север через Америку.
Тем более, что в октябре 1942 года немецкое радио сообщило на весь мир о том, что в погоню за «азиаткой эскадрой» немцами выслано было 11 подводных лодок.
Лаванов Алексей, г. Харьков 2014