(подвигу батареи Сергея Оганова посвящается)
К концу шёл год тяжёлый, сорок первый,
Стояла середина ноября,
У Дона, семь курганов где примерно,
Седой туман окрасила заря.
На танково-опасном направлении,
А здесь кругом до горизонта степь,
Оганов приказал подразделению
Зарыться в землю с пушками успеть.
Вся батарея - лишь четыре пушки,
Людей в расчётах у орудий треть,
Краюха хлеба, кипятка по кружке,
Последнее, что каждый может съесть.
- Копать в мороз гораздо хуже, братцы, -
Бодрит бойцов Вавилов – политрук.
Торопятся, ведь надо окопаться,
Пот градом льёт, и чаще взмахи рук.
Закончили, устало бьётся сердце,
«Перекурить бы, кончилась махра».
Тут чей то крик: - Гляди, ребята, немцы!
Не до махорки, воевать пора!
В три эшелона пёрли на них танки,
За танками пехота в полный рост,
Прямое попадание в землянку,
Один накат, разрыв в куски разнёс.
Шинель рвут пули на груди Горшкова,
Не стало комиссара у полка,
Геройской смертью пал он под Ростовом,
Но бой ещё не кончился пока.
Вдали горел свечой казачий хутор,
Степь накрывал с горящих танков дым,
Часа четыре, а казалось сутки,
Уже прошли всем тем, кто был живым.
Лежит в полузасыпанном окопе
Оганов, припорошенный снежком,
Танк вражеский - Оганову надгробьем,
С тевтонским продырявленным крестом.
Три долгие в два дня атаки немцев,
Нахрапом прёт дивизия «Адольф»,
Безжалостный, бронированный лемех,
Пытающий прорваться на Ростов.
Всего четыре пушки в батарее,
В расчётах молодые пацаны,
Двадцать два танка на степи горели,
Воинский облик духа цитадели,
Пример из арифметики войны.
ПименОВ.