У меня никого не осталось в этом далеком краю,
Я оторван от жизни - тащусь бесполезным обломком.
Почему перестал бежать, почему, словно врос, стою?
Ничего не зная, не видя, не ведая толком.
Помнишь ночь июня, стоим босиком на балконе,
Я в молчании счастлив, закутался в нежные локоны.
А сейчас сижу в душном, грязном и сальном притоне,
С отвращением вижу: бабочки вышли из кокона.
И уродлив себе становлюсь, и до дрожи мерзок,
И запястья ломаю, чтоб грязь исчезла из тела.
Свет софитов и смех тошнотворно, приторно резок,
Но не двигаюсь с места, чтоб все до конца сгорело.
Выткал образ твой из тумана малиновой дымки,
Под рассветным солнцем вылепил смелую душу.
Когда ты вернула ключи - все казалось пыткой,
Когда ты ушла - меня выбросили на сушу.
У тебя кошачьи глаза, кожа пахнет молочной пеной,
Остальное забыл, умертвил, уничтожил, оставил гнить.
Знаешь, в этой безумной и темной, немой Вселенной,
Я рожден для тебя, я рожден, чтоб тебя любить.
Твои губы пахли ванилью - вдруг стерлись рамки,
Я разворошил все то, что без жалости хоронил,
Объясни, как занести мою жалкую жизнь в закладки,
И стереть, когда (видит Бог) нет ни слов, ни сил.
Комок в горле разросся громадой, просится вылезть наружу,
Пальцы сжаты, захлопнуты очи, противлюсь и молча креплюсь.
Я клянусь: в летний зной, и в тени, и в морозную зимнюю стужу.
Если снова увижу твой след, лучше вскрою себя, но не обернусь.
18.06.16