Я краем глаза вижу лаз в заброшенный чердак,
Он, видно, есть одна, последняя черта,
За коей было детство летом.
В нём гнила кипа старого тряпья,
Он больше не пригоден для жилья,
Ветер листал каким-то чудом сохранившийся клочок газеты
(к слову, даже больше, нежели когда-то это делал я).
Поток несёт воздушный шар на стадион,
Пробует вату, смеха ради дует в микрофон
И вырывает ленточки из детских рук.
Они совсем ещё не китч, не дурной фон,
Парады не запечатлевает телефон
И вечером глядят не на его экран, а на салют.
Подумать только, как же нам тогда было светло.
Ветер с лозы шутя срывает виноград,
Роняет наземь, шумно требует вина
И треплет пустоцвет и сорняки.
Дорога колеёй ведёт детей к реке,
Где счастье умещалось в вафельный брикет,
Как мелочь, таяло внутри твоей руки
Под радио, хрипящее замызганный припев.
Ветер нежно щекочет язычок звонка
И тянется собою аж до позвонка,
Позже метёт всю площадь школьного двора.
Нам что-то важное всё говорят и говорят,
От лужиц сентября и вплоть до января,
Когда в большой цене становятся дрова
И наши дни напоминают дохлых мух из янтаря.
Морда, замотанная шерстяным шарфом,
Вновь издаёт свой клич, дичайший полустон,
Салазки прорезают прямо в память колеи.
Снег сыпется за шиворот, а затем в носки,
Во всё возможное и, кажется, в мозги,
Уж до того они потом воспалены
До часа, пока всем нам не видать ни зги.
Ветер рябит всю воду и вовсю пугает рыб,
Из под куста опасливо следит за нами гриб,
Леска, наматываясь, неожиданно остра.
Я вешаю улов на проволоке наверху
И уже чувствую на нюх вечернюю уху,
Хватаю ком газет для полуночного костра...
...И забываю их у подоконника на кучу лет
На старом дачном опустевшем чердаке.