Когда ты мне внезапно позвонила из берегов своих обетованных, весёлым голосом, сквозь смех: "Ну, здравствуй, милый...". Весь мир разверзся около дивана... Узнал теперь, услышал - ты смогла силки распутать; обозначив метки, не потерять себя в чужих углах, а выпорхнуть из надоевшей клетки...
...Ты где-то там щебечешь на чужом и я тебя почти не понимаю, а горло моё сдавливает ком, и как его сглотнуть теперь не знаю...
Ведь ты была так близко, вся моя. Всей грудью на терновый куст бросалась, чтоб только обратил внимание я, каким теплом ты вся переполнялась!... Я был так глуп, и глух, и слеп... Дурак! Ты мне тогда наивной показалась. Считал, всё не серьёзно, всё пустяк. А ты в глаза душой на век врезАлась.
Твой голос звонкий ручейком журчит, во мне расшатывая болтики и гайки... Я слушаю тебя и грудь горит, и сердце вырывается из майки.
"А как твои дела там? Расскажи!" Я вздрогнул и не сразу спохватился... Что рассказать тебе теперь? Как жил?! - Я заржавел, родная, окислИлся... Но я тебе, конечно, не скажу, о том, что совершил ошибку века, и по земле теперь, как тень, брожу, не человек - одна вторая человека!
"Всё хорошо! Женат. Детишек трое", - не понял сам, как вырвались слова. "На Новый год в Тайланд поедем - к морю. Жене недавно выдали права..."
В ответ ты улыбаешься, я слышу, а мне, как мальчику трех лет, охото выть.
И сам себя всем сердцем ненавижу, за голос в трубку: "Больше не звони."
И тишина. И всё пространство зала, мгновенно сжалось до одной лишь точки. Ты позвонив, меня четвертовала. Я будто разлетелся на кусочки...
Меня приводит в чувство звук извне, - со дна тоски и боли вдруг поднимет.
Я посмотрел в глаза своей жене:
"Обед готов. Пойдем, а то остынет.".
27.11.16