Единственно верный оракул

Анфиса Лубко
Ему говорили (этакая прорва учителей): будь тенью среди теней, да бесом, среди чертей, одним из сотен тебе подобных: потакающим согласием, среди упоенных своим величием речей. Ему говорили: живи для себя и перестань любить людей. Ему говорили: забей. Будь равнодушным, пройди мимо просящих, каждый, кто нищ, в существе своём жид и Лицедей. Ему говорили: Добивай, если кричат «Добей»

Ему говорили: верь обещаниям властей, не перечь, будь тише и слабей, тут не жалуют того, кто смакует в талантливое начинание всю кладезь собственных страстей. Ему говорили: не люби, а обладай и владей. Ему говорили: ты всего лишь фрегат, среди кораблей, ты всего лишь ветвь, погребённая среди углей,

А не маковое зерно, среди проса

Ему говорили: Не усложняй, ведь всё на самом деле просто. Сноси все унижения того, кто выше тебя ростом и нравься тем, кто пользуется спросом, подчиняйся головорезам из девяностых, ведь если ослушаешься, очнёшься с разбитым носом.

Ему говорили: жизнь не райские гущи, да не бархатисто-песочный остров, ты не можешь жить, как в сказке, радуясь, словно подросток; подрасти, и избавься от мечты, что под кожей наростом. Ему говорили: потухни, как докуренная папироса, ничего не меняй, живи, как живешь, и не задавайся вопросами; будь тихим и неброским, будь не огнём свечи, а расплавленным воском, не пробивайся никуда со своим неутомимым войском

Идей. И не думай пытливым своим мозгом ни о чём серьёзном.

Просто будь никем, незваным гостем в этом мире величественном и громоздком. Будь никем. Травинкой. Земли горсткой. Льдом промозглым. Будь кем угодно, только не доминантой и не гостом, да не целься там, где звёзды.

Ему говорили: будь попираемым, а не тем, кто следует вопреки, не зная преград. Ему говорили: сиди тихо, избегай почестей и наград, как бы ни старался – ты всего лишь выскочка и плагиат, ты всего лишь подобие, суррогат. Ему говорили: избегай духовных затрат, да поклонись в пояс тем, кто разворовывал твой град, потакай и внемли им в такт, а не поклонишься, ими будешь распят.

Ему говорили: твой друг тебе ни друг, твой брат тебе не брат, всяк тебе подсыпать в кубок яд, только будет рад, алчущий мести и расплат, а не наградить дарами, да сладчайшими из цукат. Ему говорили: те, кто любят – лгут, изысканно и в аккурат, ему говорили: священна наша система, да тоталитарный её аппарат. Ему говорили, коль ты особенный, иди сюда, превратим в дубликат, и у виска его бьёт набат

От всех этих советов повеситься можно.

Ему говорили жизнь – поле боя – испещрённый минами Сталинград и Он прислушаться бы и рад,

Да только тошно.

Ему говорили, а он знал: сердце его – лучший оракул, средь лиан, пустынь, да цветущих сакур. И он предпочёл быть, а не казаться, и за честь лез в агонию и драку, и вместо того, чтобы в клетке быть покладистым попугаем,  был вольной, бунтующей птахой, пусть с подбитым крылом и неминуемым, лёгким страхом.

Он сам себе был Богом, Буддой ли, Аллахом, и только Он мог знать, что считать злом, а что благом. Он говорил: «Пусть недолго, но мне летать с размахом, а у Вас сердца полные тлетворного мрака, там ни музыки, ни звука, ни азарта, ни смака.

И Вам не смирить безудержный мой сердца порыв под рубахой.

Ибо

Только сердце моё – единственно верный

Оракул!»