В дюнах валяйся как в танцах клошар.
Закрой глаза на пожар.
Заройся руками в мягкий песок
И не смотри на восток.
Чуть ниже холма море темное
Набрасывается на берег жадно.
Песок чернеет ближе к воде.
За холмом наверху – березы тонкие.
Прислонись, потрогай везде,
Приближай лопатки к текстуре коры,
Отстраняйся, дыши морем на мочки ушей.
Ушные раковины - ракушки огромные с музыкой волн.
Ключицы обнажены, ослепляют солнечным ароматом.
На сгибах дрожат полосы и трехмерные тени,
Исчезающие от взгляда.
Давление скачет вверх.
От пасмурных дней так всегда.
Ни моря волнистого, ни деревьев, ни дюн –
в глазах чернота.
Просыпаешься у лэптопа.
Телевизор показывает кино о солдатах.
За окном расцветает колючий залив -
жесткий серый песок, вышки спасателей,
толстый лед, сборище мертвых китов-поэтов.
Обстучи подошвой булыжники,
По ним кто-то прошелся шпателем.
Задергивай шторы, закрывай дом на засов.
Под берегом – подземелье ворон и сов.
В глубине твоей комнаты шепчет Бет Гиббонс,
перекатывается, переходит на крик.
В прокуренных пальцах - музыкальная гибкость
И сказочное искусство. Без него мир – это всхлип
Бездарный и липкий, как смех смотрящих «камеди клаб».
Смотри, горят соседские шторы, вспоминай всех своих баб.
Вот стекло перебили (как нос – Бельмондо).
Рукавица толкнула брезентом стекло с высоты.
Горящий плащ приземлился внизу как никто,
Столешница треснула, упала в кусты.
Искры скачут, как будто горит
не гостиная, а причудливый шведский лес.
В лабиринтах спальных районов настырную ночь
Преследует мелкий бес.
Зубы светятся белизной у выживших на пожаре.
«Уцелели. И слава богам», - сказали пожарные.
Приезжали.