Ты меня пожалела. И правды тогда не сказала.
Как могла, берегла моё сердце, скрывая тот страх.
Я кормила младенца, другого за ручку держала –
Лет пяти… И отец – инвалид – у меня на руках…
Ты – своей инвалидной коляски крутила колёса,
Чтоб облегчить мою несусветно-тяжёлую жизнь.
Знала ты, понимала, что мчится, несётся с откоса
Поезд жизни моей… И молила меня: «Удержись!
Удержись на краю…. Всё пройдёт… Пролетит и остынет,
Подрастут малыши, нагулявшись, утешится муж,
Бог отца заберёт, и меня.» Злая горечь полыни
Отрезвила мне сердце. С тех пор – ни пожаров, ни стуж
Не боится оно, закалилось и окаменело.
Что для камня – огонь? Что – весна? Или – осени медь?
Что до жизни, то я – сгоряча – пролетела
Мимо жизни, спеша всё и всюду успеть.
Мои крылья устали. Остыли. Сломались. Упали.
Хоть вокруг – тишина и покой, красота, доброта…
Но, не лечат комфорт и уют – пустоты и печали,
И я – в детство бросаюсь, как в омут, отчаянно так:
Лишь оно, моё детство, где снова жива моя мама,
Меня может спасти от надорванности и тоски,
Где глаза твои, мама, мне светят, горя васильками,
Где к тебе я бегу, раздвигая рукой колоски,
В платье белого льна, и венке из цветов иван-чая,
Как тогда, как на Спас, отворяю калитку твою…
Только , мамочка, что ж? Почему ж ты меня не встречаешь?
А в ответ – только голос: «Держись! Удержись на краю….»