Ах, какая всё - таки удивительная пора – детство! В нёй, совершенно равноправно существуют реальность, вымысел и вера в чудеса. Они переплетаются друг с другом настолько тесно и искусно, что порою невозможно отличить одно от другого.
Был замечательный февральский воскресный день, совсем не морозный. Яркое солнышко слепило глаза. Двор, почти квадратный, образованный пятиэтажками – «брежневками» за ночь завалил снег,
Рыхлый, но еще белый, он не рассыпался в руках, а послушно слеплялся в снежки.
В детский сад не надо было идти, и это обстоятельство грело детскую душу, как яркое, почти весеннее солнышко. Ура! И мы с подружками в палисаднике, с самого утра строили снежную крепость.
Вернее перестраивали, потому что вчера потерпели постыдное поражение в битве с мальчишками. Конечно, их больше было! Они были старше - двое из них уже в первый класс ходили! Да и вообще, они же мальчишки. Да и поражение оказалось не слишком - то постыдным – так, разломали они нам всего пару стен. Но две другие – то выстояли! Жалко только снаряды на них все пришлось ухлопать.
Трудились мы дружно, почти не ссорились – азарт и предвкушение предстоящей войнушки подстёгивали нас. Нужно было катать комья как можно больше, стены строить выше, копать глубже и снарядов налепить невиданное количество, чтобы потом показать этим мальчишкам кто во дворе главный!
И мы катали, строили, лепили и копали. Копать доверили мне. Я очень старалась, ведь нужно было хранилище для боеприпасов, а их девчонки налепили – врагу не позавидуешь! Я усердно разгребала снег, как вдруг под моими варежками мелькнуло, что - то чёрное.
- Ого! – крикнула я, - До земли докопалась!
- Где? – На мой крик обернулась Олеська, которая рядом усердно лепила снежки - снаряды.
- Вот, смотри, – и я несколько раз провела рукой по тёмному пятну, стряхивая с него снег.
- Ааааа! Это не земля! – я отдёрнула руку, как от чего – то противного, вроде жирной гусеницы, и тошнотворное чувство омерзения окатило меня, подступило к горлу и покрыло тело мурашками.
- Точно. Не земля, – констатировала Леська, она взяв лопатку, боязливо поддела мою находку. Из - под снега выскочил крошечный черный котёнок, точнее его окоченевший трупик.
Вокруг нас уже собрались остальные дёвчонки. Котенок лежал на снегу, совсем крошечный - чуть больше моей детской ладони. Лапки его были поджаты, шея вытянута, голова с заострившейся мордочкой направлена вперёд, так будто он блаженно уснул. Сверху силуэт его фигуры напоминал каплю – чёрную застывшую каплю - каплю смерти. Несколько секунд мы, молча, смотрели. Машка очнулась первой:
- Фу! Какая гадость.
И девчонки, будто кто их толкнул, заговорили наперебой.
- Какой он маленький.
- Бедненький.
- Как он сюда попал7
- Он умер?
- Замерз.
- Да, да он просто замёрз, – возбуждённо затараторила Леська, - ему просто холодно.
- Ну да, если его согреть, ему станет тепло и, но оживёт
- Он не умер. Он просто замерз.
- Ну и кто же его греть – то будет? – ехидно поинтересовалась Машка.
- Я не могу.
- И я не могу.
- Я бы взяла, но мама…- виновато выдохнула Леська.
- А давайте я возьму, - сказала я, - у меня игрушки в кладовке хранятся, я его к ним положу. Там его ни кто не найдёт, пока он сам не выбежит.
- Точно. Бери скорей! – оживилась Леська, - Пока он совсем не околел.
И я взяла. Я расстегнула верхние пуговицы шубки, такой же чёрной, как и мой найденыш, наклонилась и сгребла в ладони неподвижное тельце. Ощущение омерзения давным – давно прошло, его место заняло странное чувство нежности и умиления, даже слёзы к горлу подступили. Желание помочь бедолаге, как можно скорее отогреть его, разрывало моё сердце. И я понесла эту чёрную ледяную каплю к себе домой. Я прижимала его к груди, а мёртвый холод растекался под шубкой, как – будто старался вытеснить тепло живого тела. Но я знала, что тепла больше, оно сильнее и у меня всё получится.
Я принесла котёнка домой. Конечно же, показывать его ни кому не стала. Пробралась в свою заветную кладовку, раздобыла из залежей игрушек кукольную кроватку и уложила в неё моего подопечного, укрыла одеялком и задвинула в самый дальний угол.
Ложась спать, я представляла себе, как завтра я загляну в мою кладовочку, а там копошиться и тихонечко мяучет, спасённый мною зверёк. Не холодный и неподвижный, а живой, весёлый, но ужасно голодный – он ведь не ел столько времени. Я возьму его на руки, принесу на кухню и торжественно покажу маме – пусть она порадуется со мной вместе, и мы накормим его колбасой. Мама будет мною очень гордиться, конечно – её дочь спасла жизнь такому милому, чудесному котёнку! А потом, я вынесу его во двор к девчонкам, и мы вместе дадим ему имя. Он будет настоящим домашним котом, будет жить у меня. Подружки будут приходить ко мне в гости и играть с Чернышом или Угольком - пока не знаю, как его зовут. Как это здорово! С этими мыслями я и уснула.
На утро, первым делом, я пошла проведать, моего спасённого, ведь его нужно было накормить. Зайдя в кладовку, я не услышала голодного мяуканья. Я присела на корточки, и, с замиранием сердца заглянула под полку с игрушками. Там тоже было тихо. Тогда я боязливо вытянула кукольную кроватку и откинула одеяльце. Несчастный лежал там, так же как я его оставила.
- Он спит,- подумала я, - ведь у него нет сил, он давно не кушал. Но как его накормить? Он же спит, (я прикоснулась к тельцу), зверёк не шелохнулся, а я почувствовала, что он стал мягким и, почти тёплым.
- Ой, тепло победило! Ещё чуть – чуть и он совсем проснётся. Надо только ещё подождать. А потом я его накормлю, и он сможет бегать.
Я вновь прикрыла засоню одеялком и задвинула кроватку под полку.
Весь день в детском саду я думала о котёнке. Всё представляла. Как покажу его маме и подружкам, как буду с ним играть и кормить. День казался бесконечным, ещё никогда так сильно мне не хотелось домой.
И вот мама, наконец, забрала меня! Ещё, снимая шубку, я спросила.
- Мам, можно я пойду поиграю?
- Недолго только, сейчас ужинать будем.
В кладовке было всё так же тихо, неслышно не мяукания, не шуршания, вместо этого я почувствовала сладковатый, но очень неприятный, тошнотворный запах. Мне сразу стало страшно, с трудом борясь с этими ощущениями, я вытащила кроватку и убрала одеяло.
Найдёныш лежал в той же позе, а неприятный запах шел от него.
- Как же так? Получается – он по взаправдашнему умер?
И мне стало так жалко несчастного котёнка, стало стыдно перед девчонками за то, что я не исполнила обещание, да и прощаться со своими триумфальными мечтами тоже было горько.
Я принесла мужской носовой платок, брезгливо, борясь с тошнотой, завернула в него чёрный, обмякший трупик, отпросилась у мамы «на минуточку» на улицу и помчалась к Леське.
- Он не спал. Он умер.- прошептала я, когда Леська открыла мне дверь.
- Даа,- протянула она, - жалко его. А знаешь, когда кто – то умирает - его хоронят.
- Да, знаю.
- Надо его похоронить.
- Ну да. Давай девчонок позовем.
Мы раскопали за домом в большом сугробе глубокую яму и уложили в неё Черныша. Все вместе засыпали его снегом и, даже крестик из веточек соорудили.
- Так надо. Так всегда делают, - заверила Леська.
Никто из нас не плакал, мы поняли, что смерь, если она свершилась, невозможно перехитрить, уговорить, или отменить; и даже самую маленькую её каплю стереть и испарить обратно не возможно.