Полем, полем, диким полем,
по просёлкам тишины.
Доля, доля, что за доля
с ощущением вины,
что идём тропой военной,
не даём спокойно жить
странам юным во Вселенной.
Рвём свзующую нить
поколений добрых чистых
в устремлениях своих.
Полетели снова листья
в них рождается мой стих
и ложится в Душу
камнем –
будоражит всех вокруг.
Нас тревожит снова память –
на лице её испуг
проступает каплей пота,
и слезинкою из глаз.
Стало грустно в поле что-то –
повлиял, наверно сглаз
неизвестности сермяжной
посреди осенних дней.
Ну, да это и неважно
для безнравственных людей.
Полем мчусь я диким полем,
встретить чтоб весны зарю.
Ох, ты, доля, как неволя.
Лошадям кричу я: "Тпру!" –
И присела
коренная,
пристяжные
все в разброд.
Ох! дороженька степная –
низкий в поле небосвод.
Нам опять идти в атаку –
немец, падла, обнаглел,
ставит жизнь мою на карту,
оказался мягкотел –
я проткнул насквозь нациста,
изловчился, сука, Ганс.
Под наигрыванья Листа
весь рожок в меня вогнал.
Ганс живёт теперь в Берлине.
Получает вновь маржу.
Он женат на балерине.
Я – в земле сырой лежу.