Сложны ли правила, просты ли,
Нет в этом разницы большой.
Учителя не говорили
Тебе, что врать – не хорошо?
Ты ложью сыплешь так задорно,
Слова слетают, как горох.
Твой язычок, такой проворный,
Зачем ещё он не отсох?
Как ловко, как легко ты врёшь…
Смеясь, сквозь мраморные зубки
Ты проворачиваешь ложь,
Как будто фарш сквозь мясорубку.
Клубок твоих противоречий
Вовеки я не расплету.
Напрасный труд… Наверно, легче
Прихлопнуть муху налету.
Поток придуманных историй
Меня не трогает. Молчи!
Твои слова – не в бурном море
Маяк, спасающий в ночи,
Не нить влюблённой Ариадны,
Не чистый отзвук хрусталя,
А новогодняя гирлянда,
Забытая до февраля.
Не полотно великой кисти,
Не жизнь в застывшем янтаре,
Но в грязь затоптанные листья
В дождливом, хмуром сентябре.
Мне безразлично, что твой взгляд
Так целомудренно бесстрашен.
Так для покойника не важен
Цветов бумажных аромат.
На бойне так свинью ласкают,
За спину пряча острый нож.
Я одного не понимаю:
Зачем ты мне всё время врёшь?
Ты говоришь, а я тоскую
И вспоминаю невпопад,
Как много лет назад, смешную,
Тебя водил я в зоосад.
И там, на шумном перепутье,
Доступный взорам и словам,
Сквозь металлические прутья
На нас смотрел гиппопотам.
Народ бросал ему печенье,
Но зверь толпы не замечал,
Всех повергая в изумленье,
Он только изредка зевал.
И в красной пасти бегемота
На расстоянии руки
Блестели в лужицах мокроты
Едва заметные клыки.
А для детей была потеха
И пасть, и дырочки ушей.
Давились взрослые от смеха
И превращались в малышей.
И ты старательно пыталась
Банан швырнуть в разверстый зев,
И уморительно смеялась,
Немало в этом преуспев…
Быть может, делаю из мухи
Слона? И нужен мне покой?
С тобой беседуя на кухне,
Тебя я помню не такой.
Ты подросла и изменилась,
Такие кружева плетёшь.
Скажи мне, дочь, как так случилось,
Что я не верю ни на грош?
Ведь ложь, с красивых губ слетая,
Быть ложью не перестаёт.
Прости меня, что я зеваю,
Как старый глупый бегемот.