* * *
Так, с масштабным усильем непогашенной извести сил,
Циолковский-рыбак предсказал нам «лучистую видимость».
Чтоб в пространственной тяге лишних душ не месил, —
как с мессией навзрыд, с новым атомом, видимо, свидимся!
Как качок закачает в свой зоб продувной протеин,
за аминокислотами, расписание к возрасту спутав, —
так тебя за щекой, как звезду на ночлег притаил —
пусть гуляет на взмах к пищеводу привязанным спутником!
Как планеты за солнцем, по кругу — в глухую спираль —
сбросив кроны, как ясени, входим в связи за таинством:
где б бродяжий твой дух нашатырной тоской распирал, —
под покровом мистерий новой жизни душа затевается!
Катят с порохом бочку и локти плетут в брудершафт,
за вином с сигареткой — визитёры с Валгаллы в обнимку.
Яблок лада с асфальта, ты не век свой в душе завершал:
оператор полдня ловит кадры для взбалмошной Ники.
Отъезжает на рельсах; режиссёр вдруг с души привстаёт,
словно пункт назначенья абсолютно становится ясен.
Может быть подражанье — не такое ж и, в общем, старьё,
как волхвы б наводнялись с золотою кокардой по ясли.
Но паяцы не стынут, как апостолы, «зря» у костра,
выжимая в нас вежливость как красивые чувства:
если тенор велик — даже если он с детства кастрат —
он в два счёта заставит и полено от спячки очнуться.
Криптограмма с орбиты срывалась, как лист или шаг,
отпечатав твой образ, — царский профиль монеты в подошве.
Не полярные ночи, зачумлённый, спешил оглашать —
лишь бы длилась развязка, рос голос под иголкой подольше.
Лишь бы тени сходились, как лес за тюремной спиной —
как лиловые негры в похоронной танцуют процессии,
в духовых инструментах, захлебнувшись, как муза в пивной;
впрочем, афро-америкэн — видит бог, что живут не по Цельсию.
Так, часы подтянув (чугунком на собачий манер),
век XX-ый сходил, как в воронку Бермуд, без оглядки.
Лишь терновый венец всё закручивал рогом мой нерв:
обомлев от порыва, — твой норов в проступке загладить!
Не сменив обстановки и время с обоев не сняв:
алый шёлк был в подкладке у бойкого на руку бога —
загипсованным мальчиком в самых русских санях
на предмет естества был каким-то болваном оболган.
То ли цели держался, то ль цен в золотом рукаве:
лёгким взмахом завязывать вязкие с шелестом взятки —
за последней инстанцией вышел в воды красивый Корвет:
чтоб крестовым походом за ИГИЛ с коалицией взяться.
Но хотят ли «коллеги», не шатко встувши на трап,
предложить руку дружбы окрылённой успехом России?
Не коллега им нужен — а, как в бане, послушный сатрап,
чтобы шкуры сдирать да кремлёвские крылья трассировать...
На Васильевском спуске собирается праздничный люд.
Режет лёд, как капусту, в завиральные детские звенья.
Километры воды на потеху катками зальют —
полстолетья за веру в три доменных смены заменят.
Так, с прибавкою веса идёшь не в трактир, а в отвес,
где почти что распались все связи с солёной Силезией.
Но как «в дар» с «Кузнецова» на память с полтонны отвесь —
со всех ног предприимчиво соглядатаем в купчую лезут.
Сразу — сборочный цех; налицо и строительный бум;
к рыбной ловле открыта по-акульи голодная квота.
На зональные скачки ноги в жёлтые туфли обул:
петухом с репродуктором в цеппелинах курятников квохтать.
А бывает ли вектор, где б ни жал мне в ступнях циферблат?
Может быть, и луна — перевалочно — данный мне остров,
где активные действия дальним фоном по встречам свербят
и кадастровый гул различает столетья как остов.
Может статься, что время (как рояль злополучный в кустах)
искривляет пространство, чтобы меньше морочили голову:
за две тысячи лет не сказал бы, что слишком устал,
но всё чаще хотел бы встать стеною на Запад с монголами.
Опостылела власть их и глобальной химеры проект;
тупиковых уловок в треугольник смотрящего ока —
не своё ли подбрюшие, на полмира в провалах проев,
Зверь выходит латать, что осталось от громкого «блока»?
Коль разыграна карта — мир уходит по шею в закрой;
мастерская пошивочных: от поместных режимов до наций.
Хирургическим срезом сон валькирий тампоном закрой:
не с «Оби» ли во рту навигация дней надвигается?!
Красным дьяволам, верно, кистевой не прикроешь бросок.
Но нашёлся же случай — собирать их усилья в «ловушку»:
от «блицкригов» от Вермахта у «Катюши» был свой образок:
полигамию чувств краткоствольной базукой вылущивать.
Но теперь мы, похоже, на разных стоим полюсах —
иль, вернее, — лоб в лоб развернули прогулку по палубе:
кто же первый на крейсере, вправо-влево в себе заплясав,
срежиссирует «SOS», чтобы в водах навек не пропали бы?
Пусть прямых столкновений до сих пор удалось избежать
(SNN с BBC за «ан-Нусру» в Алеппо лишь бьются), —
на какой мне ноге раскрутить свой балет, как Бежар,
Пентагон на плечо чтоб забросил солдатские бутсы?
С атмосферным давленьем не портится русская кровь.
Гранулирован в опыте, карий кварцем играет, как прежде.
Обустроив планету, — обустроит и собственный кров,
и Вселенский Собор славу в вышних как пить дать удержит.
Так громовые мысли на казённом сойдут рубеже:
говорят, — Ломоносов попивал за здоровье с Барковым...
Но чего же тут личного, коль с поллитрой цитату разжечь, —
когда б целостный гений целовался щекой с забракованным?