В слабом свете керосиновой лампы,
Все в морщинах лицо старухи.
И блестели глаза слезами,
Катарактой разъедены в клочья.
Её пальцы скрутила подагрой,
Кашель легкие рвет шакалом.
Она смотрит в окно слепое,
Вспоминая пропавшего сына.
Возвращая военные годы,
Как девчонкой из плена бежала.
Как немецкий высокий полковник,
Ее грубо насиловал ночью.
Как потом ему нож воткнула,
Как хрипел он, хватая воздух.
Как Победы сверкали салюты,
Освещая уставшее небо.
Вспоминала рождение сына,
Прямо в поле на сенокосе.
А потом «Воронок» у калитки,
И осталась одна на свете.
Попыталась хорошее вспомнить,
Ничего… Лишь улыбка сына…
И еще как хвалил председатель,
Трудодни, отмечая на стенде.
Вроде долгою жизнь казалась,
Только серость затмила память.
И на смертном одре одиноко,
Ей лежать… И никто не заплачет…