Художник и... Марина.
Марина шла по лесу. Ей удалось сегодня встать рано, потому что так давно хотелось в лес, несмотря на клещей, комаров и всего другого!
В лесу - воздух особый, тишина особая. Грибы и ягодки!
Свой лес Марина знала достаточно хорошо. Ей не было боязно, хотя она была совершенно одна. Но ведь в лесу так и должно быть! Только одна - и наедине с ЛЕСОМ! Творением Божиим!
В ее корзинке, помимо припасенных бутербродов, уже лежали лисички - немного совсем. И еще лежала шишечка. Такая гладенькая, маленькая! Умилительная шишечка!
Вдруг из-за деревьев послышалось негромкое покашливание. Мужчина! Опаньки! Как-то это...
Но Марина смело двинулась вперед. Мало ли, какой грибник тоже "порыбачить" вышел.
Она шла по узкой тропке и среди деревьев увидела этого мужчину. Он сидел на небольшой лесной проплешинке, где деревца стояли не так близко, а перед ним был мольберт. И мужчина этот кисточку в красочки макал - в палитру - и тюкал этой кисточкой по мальберту. В общем, художник.
Ну что ж... Марина стала совершенно смелая, и ей захотелось посмотреть, что там этот "Шишкин" изображает.
- Доброго вам утра, - бодренько сказала она.
Мужчина, не оборачиваясь, кивнул ей, даже вроде как поклонился ей, не глядя.
Марина стояла почти напротив сидящего художника. Она хорошо видела его шляпу, под шляпой непосредственно возвышался мольберт, а вот лицо было видно плохо. И уж совсем не видно, что он там рисует. Нет - изображает.
Художник настолько равнодушно отнесся к ее появлению, что она и не знала, что ей делать: поразговаривать с ним или уж не мешать, уйти.
" Уйти всегда успею",- мудро решила она и не ушла. Она углядела рядом с мужчиной сваленное деревце, взяла - и уселась на него.
Устроившись поудобнее, она начала беседу.
- А вы художник, да?
- Угу.
- А вы известный художник или какой?
Художник усмехнулся и тихонько проронил:
- Или какой.
- А, ну это ничего! Это же не значит, что вы плохой художник, если вас никто не знает.
Художник оторвался от работы.
- Рассудили!... - он смешно поворочал головой.
- А можно посмотреть, что вы рисуете? Ой, это... Пишете?
- Нет, - добродушно, но твердо отказал он.
- Да? Нельзя?... Ну и ладно. Вы ж еще не закончили, наверное. Чего чужим показывать... Хотя, вот я же человек...
И Марина замолчала. А художник расхохотался.
- А? - спросила Марина.
Он, хохоча, сказал:
- Вы остановились на том, что вы человек.
- Ну, конечно! Я же человек. А вы для кого рисуете? Ведь для человеков! Значит, для меня! Или вы тайную картину рисуете? Можно, я буду говорить - рисуете?
- Можно!
- И?
- Что?
- Вы тайну или не тайну?
Он хохотал заразительно, и ей было легко с ним.
- Не тайну! Для человеков!
- Тогда покажите!
- Чуть погодя, ладно?
- Через когда?
- А вы еще походите по лесу, потом придете сюда с полной корзинкой грибов, тогда я покажу.
Марина задумалась. Нет. Она не хочет уходить. Так она ему и сказала.
- Тогда тихонько посидите, а то вы меня смешите. Я порисую и покажу.
- Ладно, - Марина покладисто кивнула, посмотрела на дерево, на котором сидела, и увидела, что на нем вполне можно прилечь. Свернув и подложив под голову куртку, она примостилась, достала телефон и стала играть в кристаллики. Без звука, чтобы не мешать лесу и художнику.
.... Она очнулась, когда нахальная муха стала ползать по ее щеке. Ого! Уснула! Ну правильно: что там она сегодня поспала-то?
Не сразу придя в себя, она припоминала, что тут вообще произошло. Вспомнила. И мигом взглянула, не сбежал ли мольберт.
Нет. Сидит! И рисует!
Она приподнялась, потянулась, как маленькая, и протерла кулачками глаза.
- Проснулись?
- Ага, - зевнула Марина. - А я долго спала?
- Часа полтора. Я уж думал, как вы можете спать в таком неудобном месте.
- Не, нормально было. Удобно.
- Смешная вы. Так и хочется дать вам конфетку.
- Почему это? А есть? Дайте мне конфетку!
Он опять стал смеяться.
- Знал бы, что вы придете, целый килограмм бы принес!
- А вы не знали?
Художник серьезно на нее посмотрел.
- Нет, к сожалению, - тихо сказал он.
- А у меня есть бутерброд, хотите? Он с сыром.
- Давайте!
И он присел рядышком. Они всухомятку съели по бутерброду.
- Ой, подождите-ка!
Она взяла корзинку и убежала.
Неподалеку, она знала, тек родничок. У нее была с собой маленькая бутылочка. Она набрала в нее чистой холодной водички и принесла ему.
- Пейте!
- А вы?
- А я с ладошки попила там.
Он все пристальнее смотрел на нее и почему-то удовлетворенно качал головой.
- Ну что? Вы нарисовали?
- Да, почти закончил. Я ведь сюда уже много дней прихожу. Почти все сделал. Правда, сегодня пришлось кое-что поменять.
- Да? А что?
- Да уж идите, смотрите. Только не бейте.
Марина подошла к холсту.
На нем был изображен лес, такой, какой она видела перед собой. Очень красиво и очень похоже. А вот и сломанное дерево. А на нем... Подложив под голову знакомую Марине курточку, на дереве спала... маленькая хорошенькая девочка. И цвет волос, и сапожки, и личико - все было похоже на Маринино. Но это была девчушка лет семи. Она так сладко и безмятежно спала, что хотелось только смотреть и смотреть на это расчудесное чудо!
Марина хлопала глазами, из которых зачем-то потекли слезы.
Она стояла, плакала, руки ее были разведены в стороны и застыли ( она всплеснула ими, когда увидела ребенка). А потом сказала:
- Да... Спасибо Вам! Я поняла.
И она тихо пошла домой, стараясь не расплескать странное чувство, родившееся в ее душе. Напоследок она повернулась к нему:
- А мне ведь тридцать семь...
Наталия Жукова (с)