Последний путь: сто тысяч, может – двести.
Да где такие деньги огрести?
В холодной мгле – галактики созвездий,
планеты ровным строем - на пути.
А безвести пропал – бесплатно будет.
У речки под берёзой – благодать.
Никто тебя не сыщет, не осудит.
А звёзд – начни считать, не сосчитать.
Живёт старик в раздолбанной лачуге.
Окрест – леса, поля, дубравы стать.
Вороны – его вверенные слуги,
а зайцы – почта, лучше не сыскать.
Приходит Смерть, он отопрёт старухе,
подолгу у постели та сидит.
Всё ждёт, когда наложит старый руки,
а тот всё с этим делом не спешит.
Туберкулёз, да язва прободная.
Когда же ты загнёшься, старый хрыч?
Уж две недели прихожу больная,
суставы донимает паралич.
Тот неспеша заваривает чагу,
старухе предлагает чифирнуть.
Да пей ты сам, чувак, свою бодягу,
а мне скорей тебя – в последний путь.
Там в городе заждалися могилы,
доколе будем цацкаться с тобой?
Пошли мне зайца, коль покинут силы,
пусть сообщит ушастый вестовой.
Когда – родные, с хором отпеваешь,
струится сладкой патокой елей,
а ты меня, бродяга, убиваешь,
как там тебя? – Петрович, Пантелей?
Я – в городе нужнее, слава Богу,
по кладбищам, летай, да успевай.
Не сыщешь зайца, шли ворону к сроку,
когда закатишь очи, вызывай.
Да, хрен тут разберёт, когда откинусь.
А у зверья – полно своих забот.
Зима грядёт, а поскользнусь и сгину
ни серый, ни медведь не подберёт.
Так рассуждал Петрович, пробираясь
через малинник рослый и сухой,
и, про себя чему-то улыбаясь,
ступил на мостик ровный и гнилой.
Шуршат берёзы в этом месте хором,
бежит речушка, с шумом – поворот.
Куда он сгинул? Ельник - частоколом,
лесной не проболтается народ.
Но иногда мерцает на закате
во фосфорном убранстве старый пень,
побулькает метан ему на гати,
а пень – с папахой моха набекрень.
14 декабря 2016 г.
С-Петербург