Пленённых везли эшелонами,
В труде им свобода обещана,
Теснились составы вагонами,
В них - дети, мужчины и женщины.
Змеилось рекой мрачной чёрною
Течение тел человеческих,
Под лай псов их души покорные
Освенцим встречал "по отечески".
Съедался поток тот воротами,
Раззявленной глоткою адовой,
Что там, за углов поворотами,
Никто, никогда не загадывал.
Ступали колонной привычною
На плац, шагом смерти измеренный,
Отбор вёл людей сам, улыбчивый,
Злой доктор, безжалостный Менгеле.
Давилось молчание топотом,
Шли влево - на корм камер газовых,
Направо - покрепче, для опытов,
Хоть, всё ж, матерьял одноразовый.
Жестокости не занимать скотам,
Разрывами вен блики памяти,
Недолог был век у младенцев там:
До бочки, да в снег. Саван скатертью.
И крысы резвилися толпами
От сытости толстые, дерзкие,
А в комнатах - волосы тоннами,
Ботиночки взрослые, детские...
Работа до смерти программная,
Всё в ход для великой Германии,
Для мёртвых - свобода желанная,
Оставшиеся - в ожидании.
Решение чёрного гения:
На пользу пойдут и сгоревшие,
Немецких полей удобрение
Ответит хлебами созревшими...
Не смей отворачивать взгляда ты,
Забыть не пытайся лик ужаса!
У сгубленных были свои мечты.
Здесь памятник боли и мужества.
Давно нет в Освенциме узников,
Над фабрикой смерти - птиц пение,
Но память колючками узелков
Хранят повороты музейные.
Бараки, бараки да камеры,
Расстрельного плаца стен выбитость,
Да зев крематория каменный,
Да печек чугунная выгнутость...