Тропой изглоданных страстей
На блюде радости и злости
Лежала голая Адель,
Едва прищурив нос курносый.
Лежала милая, напрасно,
Её художник мирно спал,
А кисть, истерзанную плаксу,
Лишь ветер по полу катал.
Адель печально засмотрелась
На пляску тени за окном,
Её телеса уместились
Лишь на диванчике одном.
Смакуя мерзкую личину
Распутной грёзой простоты,
Она пленяла так мужчину,
И без опасной наготы.
А тут, уж так сыграли кости,
Так туз прилёг в конце вздремнуть,
Художник заманил, и бросил,
А даме что-то не заснуть.
И мается душа поэта,
Девица рубенсовских форм
Прозрачным шарфиком согрета
Ах, эта юность без голов!