Не в этом ли дело, моя дорогая Джин, что нет уже смысла держать себя взаперти, ведь солнце твоё разгорается и дрожит, и просится в небо. Не прячь его, отпусти.
Я знаю: в тебе бесконечный живет Тибет, безмолвное таинство силы и вышины. На склонах Кайласа лежит нерушимый снег, и день состоит из искрящейся тишины. Ты каждое утро восходишь на гору. Путь лежит под ногами, бескрайний, как горизонт. И может казаться, что время не обмануть, и годы в руках осыпаются, как песок. Но снова и снова ты смотришь в глаза ветрам. Снега на вершинах предательски холодны. Ты тихо вздыхаешь и молча заходишь в храм — читать невесомые тексты моих молитв. И мир замирает на паузе, как кино, и солнце ложится на воду - шипящий шар. И горечь твоя превращается в мой покой, и я говорю им с тобой о простых вещах: о силе и твёрдости духа, добре и зле, о трудном, порой невозможном твоём пути, о том, как на этой чертовски большой земле тебя я смогла среди тысяч имён найти. Сильнее всех мыслимых истин, родная Джин, лишь это молчание тихое в унисон, ведь этот покой остаётся невыразим, хотя зажигает в тебе миллиарды солнц. Когда неземная усталость стекает с плеч, в тебе догорают последние искры фраз.
Ты вновь достаёшь свой тяжёлый и острый меч.
Тебе покоряется сила горы Кайлас.