Приговорённые – в бараке.
- Не лапай пайку, не твоя! -
Блестят чернила на бумаге.
Желтеют у листа края.
Нас тридцать душ тогда томилось.
Все – в ожидании судьбы.
Советской власти мы – не в милость,
напрасны горькие мольбы.
Решенье принято, по сути
мы для неё теперь – балласт.
Качнулись небеса из ртути:
Венера, а за нею – Марс.
Земля приблизилась сырая,
холодным духом обдала,
к нам подходили, выбирая,
и уводили в лоно зла.
Тут все надеялись на чудо,
тут каждый в ожиданьи ждал,
убьют соседа, жить я буду,
никто тому не возражал.
Неведомая злая сила
крутила страшный маховик,
свинцовой пулею кормила
власть, всем понятен был язык.
Смышлёный человек, однако,
Господь так ловко сотворил:
сосед мой, в ожидьи, плакал
о чём-то Господа молил.
За что, Господь, такая кара?
Какое право им дано?
Под дулом ворона-нагана
толкать в небесное окно.
Надежда, да, умрёт последней.
Лети же, белый голубь мой
в тот день, (а помнишь, был он летний),
когда мы встретились с тобой.
Ручей, подснежники, сухая
шуршала старая полынь,
ты молвила – Ну, я не знаю,
так сразу – замуж – глядя в синь.
Как в воду, милая, глядела.
Глыбь – у ракитного куста.
Кукушка, помнишь, улетела,
не стала куковать до ста.
Быть может, встретимся когда-то,
ведь ничего не изменить.
Кукушка скачет виновато,
как-будто просит извинить.
22 декабря 2016 г.
С-Петербург