Мировая война. Сорок первый.
Мельтешенье чужих погон…
Мне одиннадцать. Я в деревне,
Оккупированной врагом.
Все домашние – что такое? –
Каждый в панике, каждый хмур.
Вон – скотину ведут на бойню,
Вон – стервятники ловят кур…
Гонят борова и барашка.
Для начала – не всех подряд.
Нам, похоже, дана поблажка:
Наши звери у нас сгорят.
Много их, белокурых бестий
(То есть подлинное зверьё!),
Постояльцев любых профессий:
Почта, пекари, офицерьё…
На столе – молоко, сметанка
(Неголодному не постичь!)
И гостинец врага – буханка,
Не остывший ещё кирпич.
Бравый пекарь, не пряча уменья,
Рубанул, артистически зол, –
И душистая груда поленьев
Деловито украсила стол.
Этот запах! Он всем известен.
Хлеб целебен, покуда свеж.
Кто-то выкрикнул слово «эссен!»,
Что, по-моему, значит: «Ешь!».
Корки хлеба лежат, как створки
Крупных раковин. Говорят,
Будто немцы не любят корки
(Эти корки тоже сгорят).
По неслыханному веленью
Руки я пред собой простёр –
И на кухню понёс поленья,
Как нарубленное – в костёр.
----------
Чем же пекари ненавистны?
Где тут нелюди? Покажись!
Эти дяденьки – НЕ фашисты!
Кашевар – и уже фашист?!
Наши воины неказисты.
Но не верить в них – не моги!
Эти пекари – НЕ фашисты,
И не верится, что – враги.
Мы не пекарей сокрушили.
Их вандалами не зови:
В сорок первом они – чужие,
В сорок пятом – уже свои.
С тем, кто стал палачом и зверем,
Поздравляю тебя, семья.
Потому что сгоревший терем –
Дом, в котором родился я.
Виновата во всём лучина –
Индустрия ненаших эр,
Смазка гусеничной машины,
По теперешнему – БТР.
Как озябшей душе согреться?
Неужели – когда сгорим?
Всё же немец, по зову сердца,
Мог бы стать, для «чужих», – «своим».